– Отличная тачка! – говорю я.
– Да и ты отличный водитель, Диман! Я просто хуею!
Увидев, что трасса совсем без машин, я вжал на максимум. На счётчике двести двадцать. Страшно. Джинн даже пристегнулся ремнём безопасности. Вокруг мелькают деревья, одевшиеся в нежную зелень, светлые поля, солнце светит впереди, отражаясь от мокрой дороги, так что я мало чего вижу.
– Джинн, я нихуя не вижу! Мы разобьёмся!
В глазах темнеет и мне кажется, что мы взлетаем.
– Диман, тормози!!! – орёт Джинн.
– Что за дерьмо?!
Тут я вижу, что дорога впереди заблокирована ментовскими тачками. Я снижаю скорость. Сто пятьдесят… Сто… Девяносто…
– Мудаки, обочину оставили! – радостно кричу я.
Обочина – сырая глина, и слететь в кювет – нехуй делать. Пространство – едва хватит для нашей машины. Один шанс из восьмидесяти восьми!
Автоматная очередь проходит по нашей машине, оставляя дырки. Я хочу обратиться к Богам, но в голову не приходит вообще ничего. Остаются метры…
Я резко поворачиваю руль вправо, и мы пролетаем мимо мусоров на скорости восьмидесяти восьми километров в час, чувствуя, как все четыре колеса уверенно бороздят жидкую глину, и нас совсем не заносит. И снова газ на максимум!
– Охуеннейшая тачка!
Теперь мы существенно оторвались от них.
– У следующего гаишного поста они опять дорогу перекроют, – говорит Джинн.
– Да, по-моему, надо съехать на боковую дорогу, пока нас не видят.
– И куда мы выедем?
– Хуй знает. А так куда мы выедем? В Казань что-ли? Всё равно возвращаться надо.
– Ну давай.
Я сворачиваю на боковую дорогу и еду теперь более медленно, километров сто двадцать в час. Джинн достаёт фляжку с коньяком и пьёт.
– Дай и мне.
– Ты ж за рулём!
– Ну и чё, меня что, гаишник что ли остановит?
Джинн, впрочем, просто шутит. Я выпиваю сразу треть фляжки и становится лучше. Гонять на таких скоростях, да ещё и под пулями – это немалый стресс.
Мы проезжаем мимо пары деревень, и дорога становится всё хуже. Приходится ехать всё медленнее. После одной деревни дорога и вовсе становится грунтовой, и мы едем, рискуя увязнуть в жиже. Вдруг машина дёргается и заглыхает.
– Чё это? – спрашивает Джинн.
– Бензин кончился…
Мы выходим и проверяем, нет ли в багажнике канистры с бензином, но её нет. Единственная вещь, которую я беру оттуда – топор. Вдруг пригодится.
– Ну что, придётся теперь пешком.
Мы понимаем, что до ближайшей деревни километра два, и идём, увязая ботинками в грязи, так как ничего больше не остаётся делать. Это так медленно…
6. Апокалиптический апостол
Я говорю вам о грядущем Апокалипсисе. Ничто не остановит его и так должно быть.
Солнце освещает лица своих сынов, и они открывают свои Сердца. Немногие способны на это, но многие и не нужны.
Как Волк зажёг Пламя, так оно и горит до сих пор. Грозовые разряды сотрясают Европу и будят спящих.
Страдающий начал вращать Колесо Екатерины, перемалывающее жидов, ибо обрёл разум через боль. Свирепые усиляют вращение, и Свастика поднимается вновь. Её увидит и слепой, но многие зрячие не приблизятся к ней и на шаг.
Когда воины начнут сжигать врагов, из других земель придёт множество других врагов, которые захватят всю Европу и убьют многих Белых. И даже среди врагов будут люди с белой кожей, но век их недолог. Лишь те Арийцы, кто сражался с самого начала, уйдут на Север и выживут, обыватели же растворятся в космической пустоте.
В Европе не останется ни одного Белого человека. Семиты будут управлять массами чёрных и жёлтых. Все былые достижения будут забыты.
Но выжившие Арийцы, которые боролись всегда, будут копить силы у Верхнего Полюса. Проиграв Малую войну, они выиграли Великую.
Когда они соберутся вновь на войну, из Нижнего Полюса выйдут другие Арийцы, хранящие заветы Белого Волка. И силы их неисчислимы.
Объединившись, Арийцы двух Полюсов уничтожат всех зверочеловеков до последнего. Затем они сместят Земную Ось, ознаменовав начало Нового Века.
Их потомки будут непостижимо другими.
И всё начнётся сначала…
7. Аллея
Я только второй день на свободе. Полгода вели дело. Мне помогло лишь то, что борцы за Правое дело наняли мне хорошего адвоката. Разумеется, никто не в курсе, что я ещё и резал чёрных, а то бы тут никакой адвокат не помог. Разбирали всё тот случай в кафе, когда менты застрелили Санька. Я вчера ходил на его могилу, просил у него прощения, так как чувствую себя виноватым за произошедшее. Так оно и есть, хоть суд и признал меня невиновным после долгих колебаний. Всё-таки я никого там не убил. Но Санёк умер…
Я иду по тополиной аллее. Громадные деревья тёмными силуэтами закрывают часть тёмного неба, готового разразиться грозой. И тогда уже не спрячешься под их густой листвой. Майская гроза всегда освежает, но хотелось бы встретить её не здесь.
Я очень слаб. В следственном изоляторе меня неоднократно избивали, всё это время я питался совершенно ужасной пищей, прозябал и постоянно болел. Я чувствую, что ущерб здоровью нанесён немалый. Я иду и боюсь отрубиться прямо здесь, провалиться в темноту и потерять своё тело, упавшее на дорожке. Но дома сидеть я не могу…
За это время, пока я был под следствием, здесь многое изменилось. Национал-социалисты всерьёз заявили о себе. Николай уже ввёл меня в курс дела, и я без раздумий решил поддержать их в борьбе. Сначала мне посоветовали просто набраться сил.
На улицах идут постоянные стычки, перестрелки, порой доносится грохот взрыва. На стенах – плакаты со свастикой. На асфальте – кровь. И вряд ли хоть кто-нибудь контролирует
