забор и упал на что-то мягкое и душистое.
'Цветы, - догадался он, ощупывая вокруг руками. - Кусты высокие, вероятно, георгины... И ведь не пускали меня - так нет, потащился! Как же это вышло?'
Лег поудобнее, стараясь не задевать раненую ногу. Прислушиваясь, стал разбираться в создавшемся положении.
Да, выйти на улицу, когда по всему городу рыщет полиция, - более необдуманного поступка нельзя было представить. Но мог ли он навлекать беду на этих людей, предоставивших ему убежище? Хозяин дома пришел сегодня встревоженный.
- Кажется, пронюхали... - промолвил он. - Сейчас меня лавочник спрашивает: 'Никак, квартиранта нашли, Максимыч?' - 'Какого, говорю, квартиранта? Чего выдумываете?' - 'Я, - отвечает, - ничего, меня это не касается, нет так нет, пускай будет по-вашему...'
Хозяева даже не намекнули, что Котовскому надо уходить. Он сам собрался. Они уговаривали остаться. Но он уверил, что так будет благоразумнее, что у него есть товарищ в железнодорожном поселке... Распрощался с хозяевами и вышел.
И надо же было нарваться на полицию!
Котовский тихо лежал в кустах. Здесь его трудно было обнаружить, между тем ему отлично было видно все пространство чистенького дворика. Он держал револьвер наготове.
'Если найдут, буду отбиваться. Эта публика храбростью не отличается'.
Но погоня затихла. Котовский попробовал встать. Правая нога мучительно болела.
Где он находится? Что-то напоминает это крыльцо... Если направо, в углу двора, акация и возле акации скворечник, значит, это квартира Прусакова...
Скворечник был ясно виден на фоне неба. Прусаковы! Котовский не знаком с ними, но однажды вместе с Иваном Павловичем они вошли во двор, Иван Павлович принес им заказ...
Изумительная память пришла на помощь. Котовский смело нажал кнопку электрического звонка. Вошел. Думал, что потеряет сознание. 'Ничего. Надо держаться. Прусаков. Николай Михайлович Прусаков'.
- Николай Михайлович! Я Котовский, помогите мне, я ранен, меня преследует полиция, мне надо скрыться.
Женщина. Смотрит серьезно и, кажется, сочувственно.
- Коля, выйди на крыльцо, взгляни, нет ли кого. Сюда не пускай ни в коем случае, слышишь?
Она решительно приступила к делу. Осмотрела раны. Обе раны были на правой ноге. Промыла, смазала йодом, забинтовала.
- На улице тихо, - вернулся Николай Михайлович. - Но что же нам дальше с ним делать? Здесь небезопасно. Они перероют теперь весь район.
- Возьми извозчика и отвези его к Валентине Сергеевне. Она не откажет. Это наша хорошая знакомая, - пояснила она Котовскому.
- Да, пожалуй. К ней-то уж никто не сунется. Глушь. Место как раз будет подходящее, - согласился Николай Михайлович.
В извозчичьей пролетке было тряско, и нога опять заныла. Ехали долго. Большая Медведица переливалась семью звездами над самой дугой. Спина извозчика заслоняла половину звездного неба.
- Это, кажется, Гончарная улица? - спросил вдруг Котовский.
- Гончарная.
- Я попрошу здесь остановиться. Мне тут надо навестить одного знакомого...
- Но как же вы...
- Не беспокойтесь. Спасибо вам. Извозчик, заворачивай обратно и отвези барина домой в целости и сохранности.
- Мне што, я хошь всю ночь буду возить!
Извозчик круто завернул, старый фаэтон закряхтел, застонал рессорами, накренился. Потом все встало на место. Лошадь фыркнула и пошла трусить рысцой в обратном направлении.
Вот уже и скрылась извозчичья пролетка. Звезды. Тишина.
Котовский пошел вдоль улицы, осторожно ступая на правую ногу и сильно прихрамывая. Дом номер шестнадцать... дом номер восемнадцать... Двадцать.
Здесь Котовский постучал в ставни.
- Кого вам?
- Михаил, открой.
- Вот это да...
Послышались торопливые шаги, дверь распахнулась. Михаил Романов схватил руку Котовского:
- Господи, какая радость! Не чаял видеть в живых! Заходи же, заходи скорее!
Они вошли в дом. Дверь закрылась.
Романов работал счетчиком вагонов на станции Кишинев. Домик стоял в привокзальном районе. Место было безопасное, люди надежные. Здесь Котовский и решил дожидаться, пока ему выправят паспорт на чужую фамилию да немножко заживут раны.
У Михаила можно было остановиться без стеснения. Здесь Котовский чувствовал себя как дома. И виделись-то они раньше редко, но Михаил с первой встречи проникся уважением, симпатией к Григорию Ивановичу, так же, как и Григорий Иванович сразу оценил Михаила. Котовский знал, что Михаил социал- демократ, что он ведет большую работу среди железнодорожников. А Михаил знал, что Котовский руководит вооруженной группой. Но более обстоятельно поговорить им не удавалось. Виделись они урывками. Михаил обычно грозился:
- Вот как-нибудь потолкуем, многое нужно мне сказать. Спорить будем.
- Спорить? О чем же?
- Обо всем. Большой разговор.
Но всегда получалось так, что Котовскому нельзя задерживаться, Михаилу надо к определенному часу быть на станции, да и адрес этот квартиру Михаила Романова - Котовский приберегал для особенно важного случая. Теперь этот случай настал.
Романов жил в маленьком своем домишке вдвоем с молодой женой.
Он сразу же заметил, что Котовский хромает. Расспросил подробнейшим образом, как и что случилось. Ругал Котовского:
- Такая неосторожность! Такая глупость! Если уж обязательно нужно было уйти из того дома, хотя бы загримировался!
- А документы? Документов-то нет! Тут никакой грим не поможет!
- Ну ладно, теперь об этом нечего говорить. Еще хорошо, что сравнительно благополучно все кончилось. Зато теперь мы наговоримся вдоволь. Лиза, выйди на крылечко, посмотри, не шляется ли кто поблизости.
- Смотрела. Даже собаки не бегают.
- Собаки-то ничего, - сказал Котовский, - лишь бы 'легавые' не появились. Я не хотел бы доставить вам неприятности.
- О нас ты не беспокойся. А я с нашими ребятами ужо поговорю, может быть, мы скорее достанем документы.
- Да мне через несколько дней обещали выправить паспорт...
- Хорошо, хорошо, так или иначе документы будут. Ну вот. Лиза соорудит тебе постель, я принесу побольше бинтов и марли... А в награду за труды услышу рассказы о вооруженной борьбе с самодержавием, которую вел твой отряд с удивительным бесстрашием.
И так у них повелось: днем Котовский перебинтовывал ногу, читал в газетах подробное описание своего побега. Из осторожности Михаил и Лиза снаружи запирали его на замок. Наконец они возвращались с работы. Обедали, и Михаил рассказывал новости, перечислял случаи крестьянских волнений в Молдавии, говорил о растущих забастовках, о стачке железнодорожников... Начинались бесчисленные разговоры. Иногда они спорили. Михаил восхищался отвагой Котовского, но считал, что это 'капля в море'.
- Понимаешь, капля в море! - гудел он, ероша волосы. Голосище у него мощный, Лиза говорила, что это прямо иерихонская труба. - Неприятное для правительства, но, в сущности, маленькое происшествие! И
