— Нет, Раисочка, все штатские предсказатели обещают европейскую войну только в 1915 году, а этот год, Бог даст, переживем спокойно.
Над Раисиными снами все в доме посмеивались. Одна Александра знала странное свойство этих снов, — они нередко сбывались.
И вот теперь Александра старалась почаще быть с мужем.
Они шли вдвоем по тенистой дорожке сада и говорили о второй сестре, Людмиле, и об инженере Шпруделе, который явно ухаживал за Людмилою.
Ельцов говорил:
— Нет, что ты там ни говори, а не нравится мне этот заграничный инженер, этот ваш благовоспитанный Шпрудель.
Александра, может быть, из сочувствия к роману сестры Людмилы, считала нужным заступаться за Шпруделя, хотя он и ей самой не нравился. Она говорила не совсем уверенно:
— Он очень милый. Такая возвышенная, нежная душа! Любит стихи, природу, музыку. Так хорошо знает Шиллера, даже в русских переводах! Так хорошо изучил русский язык!
— А мне он не нравился и не нравится, — говорил Ельцов. — Не могу тебе сказать, как мне досадно, что Людмила любит эту ходячую цитату, мне иногда хочется ударить его. Особенно, когда он из Шиллера декламирует.
Александра, сдержанно улыбаясь, сказала:
— Что ты говоришь, Володя! Как можно!
— И твой отец его не любит, — сказал Ельцов.
Это было очень значительным аргументом.
Отец редко высказывал свои мнения и не давил никого своею волею, но его слова, мнения, взгляды очень замечались и ценились детьми.
Как всегда бывает у замужней сестры по отношению к младшей, Александре хотелось, чтобы и Людмила устроила свою судьбу. Поэтому ее очень огорчала холодность отца к Шпруделю. Утешая себя и Людмилу, она думала, что отец еще мало знает Шпруделя и только потому так холоден к нему.
— Как бы то ни было, — говорил Ельцов, — советую тебе быть с ним осторожнее и не болтать лишнего.
Александра внимательно посмотрела на мужа. Хотела сказать что-то. Но в это время подошел к ним младший брат, веселый, простодушный подпоручик, Сережа. Он спросил:
— Это вы про кого? Про Шпруделя? Гейнрих — премилый малый, я его очень люблю. Ей-богу, хоть он и немчура.
Ельцов сказал сдержанно:
— Да, он умеет вкрадываться в доверие к людям. Но меня-то он не обманет.
Гейнрих Шпрудель, запасной лейтенант германской армии, служил инженером на одном из здешних заводов. Жил он в этом городе уже года два. Он был молодой высокий голубоглазый немец. Легко знакомился с людьми. Особенно много знакомых было у него в военной среде. Так как он был иностранец, то его очень охотно принимали во всяком обществе. Никому не казались странными ни его расспросы о разных делах, военных и гражданских, ни его любовь к прогулкам.
Он был влюблен во вторую дочь генерала Старградского, Людмилу. Изо всех здешних барышень эта спокойная, уравновешенная девица казалась ему наиболее подходящею к идеалу той скромной и степенной женщины, которая, «дом украшая изяществом строя, не знает покоя». И хотя она была русская, но он думал, что в Германии она станет такою же хорошею женою, матерью и хозяйкою, словно в Германии и выросла.
Сидя с нею на скамейке перед цветочною куртиною, он говорил:
— Мне очень горько, что твой отец меня не любит.
Людмила отвечала со своим обычным спокойствием:
— Папа вообще очень сдержанный человек.
— Со мною он особенно холоден, — говорил Шпрудель. — Он слишком патриот. Хотя мы ему еще и не открыли нашей любви, но он догадывается. Ему досадно, что дочь боевого русского генерала любит немца.
— Папа узнает тебя поближе, — уверяла Людмила, — и поймет тебя.
— Я боюсь, — сказал Шпрудель, — что он будет настаивать…
Людмила слегка покраснела и сказала:
— Я люблю тебя, и никто мне не помешает. Я уверена, что папа не будет ставить мне препятствий. Но если бы даже… — нет, ничто на свете не разлучит меня с тобою.
Она прижалась к его плечу, и сквозная тень листвы покрыла ее разнеженное лицо веселыми солнышками.
Раиса и Уэллер, высокий, сильный и очень спокойный молодой красивый англичанин, вдвоем играли в теннис. Уэллер выиграл несколько раз подряд. Раиса бросила ракетку на песок.
— Довольно, — сказала она, — я устала.
Она села на скамью перед площадкою. Продолжая начатый еще до игры разговор, она сказала с выражением кроткого упрека:
— Вы ни во что, ни во что не верите.
— Это не совсем так, Раиса, — возразил Уэллер. — Я верую, как должно верить. Но в предвещательные сны…
— Мои сны всегда сбывались, — сказала Раиса.
В ее словах была такая кроткая уверенность, что Уэллер невольно улыбнулся. Он сказал:
— Сбывались, конечно, Раиса, но кроме тех, которые не сбывались.
Раиса тихо покачала головою и сказала:
— Мне ужасно досадно на себя, что я вам рассказала мой вчерашний сон. Еще хорошо, что я не сказала вам, на кого был похож светлый воин моего сна.
— А на кого? — спросил Уэллер. — Скажите, Раиса, прошу вас.
Раиса молчала и счастливыми глазами всматривалась в кусты жасмина за теннис-гроундом. Уэллер улыбаясь сказал:
— Надеюсь, он не на меня был похож?
Раиса покраснела очень и отвернулась. Уэллер понял, что угадал. Ему стало радостно, но в то же время он упрекал себя, зачем он своими словами заставил Раису так покраснеть.
Раиса сказала тихо, и слезы слышались в ее голосе:
— Я рассказываю, а вы смеетесь.
Уэллер смутился.
— Простите, Раиса, — сказал он, — я улыбался не потому, что хотел смеяться над вами. Я улыбался своим мыслям и воспоминаниям. Смеяться над вами я не могу, потому что я люблю вас.
Он смотрел на нее разнеженными глазами. И правда, в эту минуту вспомнились ему милые и смелые девушки его далекой родины, вспомнились его ласковые сестры с такою же кроткою уверенностью таких же синих глаз. Он были так же набожны, как Раиса, и так же любили читать благочестивые книги. И были такие же веселые, кроткие, и порою неожиданно вспыльчивые, как Раиса.
— Люблю, — повторил он тихо.
Раиса повернула к нему раскрасневшееся лицо. Посмотрела на него, счастливо улыбаясь, как смотрят на солнце, — радостно и трудно. Сказала застенчиво:
— Нет, нет, не говорите мне об этом. Вы все от рассудка. А я молюсь и знаю, что моя молитва услышана.
— Хорошо, Раиса, вы — счастливая, — говорил Уэллер. — И вы напрасно думаете, что я не верю правде ваших слов. Но ведь сон ваш можно растолковать как угодно. Ну скажите, что предвещает тот сон, который вы мне рассказали.
— Что-то страшное, — сказала Раиса.
— А что именно? — продолжал спрашивать Уэллер.
