«Как это называется? Профессиональная деформация.
– За дурость и перевоплощения душ! – сказала Женька довольно развязно искусственному цветочку в вазочке и, закурив, продолжила строчить в блокнотик.
УЛИТКА
«Если я буду и дальше сидеть и пить, я просто лопну изнутри! Не застывать в пространстве! Я должна что-то сделать. Что-то ещё, кроме нытья, писанины и этих правильных безжизненных действий, которые они называют работой, домом, жизнью, судьбой… Не знаю что. Спеть в переходе, шататься по улицам, побродить по лесу… Разбежаться и удариться головой о ствол столетнего дуба… Просто погонять на машине. Может, меня остановят и отберут права. А если повезёт – посадят в «обезьянник». Мне надо что-то сделать! Разбить эту скорлупу из бронированного ничто». Женька махнула рукой официантке, мол, посчитайте! Внутреннее безумие нарастало лавинообразно. Боль, спазмолитики, анальгетики, коньяк, прошлая Женькина жизнь, когда она была вовсе не Женькой и сидела у рояля в пышном чопорном платьице и смешных «взрослых» башмачках, а нищий учитель музыки смотрел на неё так, как будто видел Вечность, скрутились в тугую спираль торнадо, внутри которой пребывала бесчувственная, как камень, и ранимая, как слизистые новорождённого, обычная женщина.
Она рассчиталась, оставив щедрые как никогда чаевые, одеревеневшими руками засунула в сумку недопитую бутылку, блокнот и, пошатываясь, вышла из ресторана. Она не была пьяной, её трусило. Было жарко и холодно одновременно. Впрочем, это просто слова. Где-то внутри её не хотели таять вечный ледник разума и успокаиваться вулкан сердца.
«Вот так люди сходят с ума!» – мелькнул на окраине вселенной Женькиного сознания внутренний голос и затих.
Поворот ключа, ожививший машину, неожиданно нормализовал ток крови и нивелировал разницу температур на поверхности и внутри планеты по имени Женька. Она просто начала движение. Ровное небыстрое движение по известным дорогам. Без мыслей. Сквозь серый день шёл и шёл дождь. Столбики бесчисленных заоконных термометров мегаполиса неспешно сползали ниже нуля.
«Хорошо, что сегодня официантка другая. Кажется, вчера я выбежала отсюда в не очень вменяемом состоянии. Боже, это было всего лишь вчера. Всё это: аборт, тайна тёти Лиды, металлический скрежет и моя свобода – случилось только вчера. А как будто тысяча тысяч лет прошло».
– Я сюда часто хожу, Наташка. Вот мой любимый столик. Садись. Он не очень удобный и потому почти всегда не занят. Через час тут будет очень многолюдно.
Наталья Ивановна, не имевшая Женькиной привычки к подобного рода заведениям чувствовала себя неловко.
– Может, пойдём ко мне домой? – спросила она, озираясь вокруг.
– Ты, кажется, хотела мне рассказать что-то важное. А дом… То есть наши квартиры – они не для того, чтобы рассказывать друг другу что-то важное. Важное можно рассказывать или на совсем своей территории – ну, например, на веранде собственного дома, где ты живёшь с любящим и любимым, или же в совсем чужом месте вроде этого кабака. Так что давай садись, рассказывай. А пить будем водку. Я сегодня достаточно зрячая для этого напитка богов.
– Ладно. – Наташка покорно приткнулась на диванчик.
После первой рюмки Наталья расслабилась и затараторила, стремясь поскорее выплеснуть на Женьку не только событийный ряд, но и свои эмоции. Она в подробностях рассказала всё, начиная с того, на каком сайте она со своим шведом познакомилась – «только никаких русскоязычных! Ни-ни-ни! Там одна шваль таскается», – до интимных деталей первой встречи.
– Слушай! Я даже не знала, что мужики могут столько удовольствия приносить. Ну, ты понимаешь, телу…
– Ты даже не понимаешь, как я понимаю! – смеялась Женька, радуясь за подругу. – Я настолько хорошо разбираюсь в кокаине телесного удовольствия, что мне уже требуется героин духовного.
– А ну тебя! Человек он хороший! – И, заблестев глазами от воспоминаний, Наташка, познавшая наконец радость плотских утех, рассказывала об этом подруге, как маленький ребёнок пытается рассказать о вкусе пломбира.
– Ах, ну он был такой… Прямо вот такой…
– Ну, какой-какой?! – подбадривала Женька. – Нежный?
– Нет!
– Заботливый?
– Нет! Ты не понимаешь! Я с Колей никогда такого не испытывала. Ну, всунул, туда-сюда поделал, и всё. А тут! Он был… вкусный!
– А! Ну, как же я сразу не поняла!
– Дура ты, Женька! Не в смысле – на вкус, а ТАМ – вкусно! – кивала Наташка под стол.
– То ли ещё будет, Наташка. То ли ещё будет! Когда ты распробуешь ТЕМ местом, насколько это вкусно.
Женькина подруга лишь счастливо и пьяненько хохотала.
– Представляешь, через два дня он меня уже так зае… залюбил, что я даже сказала: мол, может, хватит? Передых?! Так он мне ответил, что, понимаете ли, он дисэпойнтмент! [90] – Наташка была просто на вершине блаженства.
– Ну, с кем же ж не бывает старика-дисэпойнтмента. Надеюсь только, что он не с серьёзным разочарованным лицом это произнёс?
– Нет, ну что ты! У него отличное чувство юмора. Кто бы ожидал. Он такой же ироничный, как ты. Я вас непременно познакомлю. Вы друг другу понравитесь.
– О, боюсь, понимать вкус шуток друг друга нам будет мешать языковый барьер.
– На следующей неделе я еду к нему в гости. Первый раз на две недели. Только это большой секрет. Ну,
