интересными людьми».
«Это что же – я завтра с бухты-барахты должна на целых полчаса прямого эфира с перерывом на рекламу стать «интересным человеком» для тех жителей штата Массачусетс, которым в это время дня больше нечего делать, кроме как смотреть телевизор?!»
В Сонином организме началась вегетативная буря, именуемая в простонародье «медвежьей болезнью».
Не дав времени до конца осмыслить, чего конкретно Соне следует опасаться, Джош, как ни в чём не бывало, сообщил, что ещё будут задавать вопросы. И не заранее подготовленные редакторами с Сониными, ими же исправленными, ответами. А по телефону! В прямом эфире!!!
Единственное, о чём Соня в тот момент мечтала, – нуль-транспортироваться в Антарктиду к добродушным пингвинам, не владеющим никакими языками. Но, не имея для этого достаточно сил, её дух транспортировал слегка обмякшее тело в «два нуля».
Умывшись и отдышавшись, она вышла с намерением сказать Джошу твёрдое «нет!». Но, увидев этого «настоящего индейца», поняла, что не может сартикулировать созвучное на всех языках короткое отрицание.
Джош продолжил информировать: передача будет посвящена вопросам инфекций, передаваемых половым путём и через кровь; звонить будут в основном гомосексуалисты обоих полов, беременные, пенсионеры и прочая доброжелательная публика. Звонки отслеживаются операторами и предварительно корректируются редакторами, хотя Соня, конечно, должна быть готова к некоторому количеству каверзных вопросов о «стране белых медведей», гомофобии, пенсионеромании и беременнофилии. Тут же заверил, что атмосфера в студии царит самая радушная, что ведущий передачи – его друг (интересно, хоть кто-то в этом городе не был другом Джоша?) и что он сам не раз принимал участие в этом милом дневном эфире и всегда всё было просто великолепно. И почти уже успокоив, в конце заявил, что сам прийти не сможет…
«Опаньки! А как же?.. Да я же!.. Но ведь…» – кричало из глубины Сониного сознания. Вслух она ничего не могла произнести. Ноги неуверенно дрожали.
Немного остыв, она поняла, что страх и паника связаны отнюдь не с отсутствием Джоша, не с боязнью софитов, камеры и прямого эфира как такового – пару раз на родине ей приходилось принимать участие в подобных телепередачах. Так те хоть шли в записи! Но вот что тревожило её более всего – так это то, что она не владела английским в должном для прямого эфира объёме! По крайней мере – она так считала. Одно дело – доброжелательные прохожие или продавцы. Милый персонал MGH и до осадка приторные в своей доброжелательности сотрудники Brigham&Women Hospital и Harvard Medical School, не говоря уже о поголовно русифицированном люде Sant Elizabeth госпиталя. Эти были готовы слушать любые «твоя-моя-не понимай» и бесконечные «рипит плиз слоули». Но тут-то совсем другое дело – прямой эфир!!!
«М-да… Так какого хрена я тогда по поводу отсутствия Джоша распереживалась? Чем он- то мне может помочь – не у него же английский второй язык! Да и русский – не первый!»
Кстати, ещё ни разу не упоминалось, что Соня страдала ярко выраженным топографическим идиотизмом.
Однажды она заплутала, пытаясь дойти пешком от MGH до Бруклайна. Напрямую там – рукой подать – кварталов десять-двенадцать, а на метро – вокруг почти всего города. Джош ей даже карту нарисовал, но она её (естественно!) к концу рабочего дня потеряла.
Вечерок был тих и свеж. И понадеявшись хотя бы на воспоминания о топографии, Соня всё-таки отправилась пешком. И буквально через пару кварталов потерялась. Где-то в магазинчик заглянула, где – пейзажем полюбовалась, где просто – на другую сторону улицы перешла, на скамейке посидела – и всё. Этого оказалось достаточно. Повернула обратно к госпиталю – не тут-то было – заблудилась окончательно. На её вопли, обращённые к прохожим: «How do I get to…» – откликнулось немало добрых самаритян. Они все Соню внимательно слушали, доброжелательно размахивали руками в разных направлениях и даже рисовали всякие схемы с использованием подручных материалов. Вслушиваясь и вглядываясь в бесконечные GPS-версии, Соня бубнила только одно – чтобы они говорили ме-едленнее и «по-о-че-ре-ди!!!». В итоге всё закончилось, конечно, хорошо – смешливая рыжая толстушка подвезла её туда, куда надо, хотя самой ей и было совсем в другую сторону.
Оказывается, пока страхи путались с воспоминаниями в Сониной голове, она успела выключиться на несколько секунд из окружающей действительности в виде Джоша. Тот, заметив это, уже щёлкал пальцами у неё перед носом. Соня вернулась, но, видимо, забыла переключить регистр Ctrl-Shift’ом. Можно представить её удивление, когда она вдруг, включившись, обнаружила перед собой Джоша, говорящего на каком-то совершенно незнакомом языке. Так певуче! «Са-а-ам-си-и-инг-э-э-элсссс» – насвистывал соловьём – только на замедленной прокрутке записи – Сонин красивый друг. Так ей, по крайней мере, показалось. Подумалось: «Может, это индейский диалект, трепетно хранимый в семье со времён прапрадедушки?» Но Джош пощёлкал пальцами ещё раз, прикоснулся ладонью к Сониному лбу и указал на мембрану фонендоскопа – приём, к которому обычно прибегают педиатры, чтобы привлечь внимание несмышлёных карапузов. Регистр, наконец, переключился. «Вот ужас-то! Совершенно забываю английский, когда нервничаю», – сообразила Соня и тут же сообщила об этом своём открытии Джошу. Разумеется, на понятном ему языке, полминуты назад казавшемся ей наречием майя.
Обидно. Ведь к третьей неделе стажировки у Сони уже проскакивали мысли и сны на языке этой прекрасной, в общем-то, страны. Но стоило понервничать – заблудиться, там, или угроза прямого эфира, – как эта простая и доступная речь превращалась в бессмысленную абракадабру. К слову сказать, в индивидуально организованной тишине Соня с удовольствием читала Марка Твена, О. Генри и Джека Лондона в оригинале, и это не вызывало у неё ни малейшего дискомфорта. Даже напротив.
Джош, мгновенно оценив ситуацию после Сониной реплики, сделал губами эдакое «пфу- у!», что, вероятно, означало: «Как ты можешь так плохо обо мне думать?!» – вручил визитку некоего Марка и со словами «тебе положен переводчик» ретировался, оставив Соню наедине с мыслями о собственном ничтожестве.
Перекур в обществе англоговорящего Джима отчасти вернул ей веру в себя, и она, ничтоже сумняшеся, решила брать быка за рога и сразу отправилась звонить этому самому Марку- переводчику, стараясь не думать о его до боли «родной» на слух фамилии, оканчивающейся, разумеется, не на «-ов» и не на «-ин», а очень даже на «-ский».
Времени оставалось всего ничего – сегодняшний вечер и завтрашнее утро.
– Аллё! Хто там уже?! Гаварите! – ударила Соне в ухо телефонная трубка фрикативным одесско-привозным «гэ». Языковые регистры переключились, но с заметным опозданием.
– Hello! May I…
– ШО?!
– Извините. Это я себе… Здравствуйте, могу я поговорить с Марком?
В недрах трубки раздался типичный громогласный вопль одесских двориков:
– Марик! Тебя какая-то жэнщына до телефона! Гаварит по-русски. Хто это?!
– Да не знаю я, ма, не ори!.. Ye-еs? – «Марик» добрался «до телефона» и включил всю отмеренную ему Создателем вежливость.
– Здравствуйте! Меня зовут Соня. Мне дали ваш номер и должны были предупредить о звонке. Я по поводу завтрашней телепередачи.
– Да-да, конечно! – радостно возопил «Марик».
– Я хотела бы встретиться с вами сегодня, познакомиться, обсудить возможные нюансы тематики. Где и когда вам удобно? – Если честно, то Соня типично по-женски надеялась, что в ответ её спросят, где и когда именно ей удобно, и уже прикинула в уме ресторанчик буквально напротив госпиталя, где тепло, светло и цены не кусают – последний оплот Тайной Лиги Курильщиков в районе.
– Вы знаете, приезжайте ко мне. В домашней обстановке оно всегда уютнее, тем более с бывшей соотечественницей… – вкрадчиво разрушила Сонины планы телефонная трубка и назвала адрес какого-то совершенно зачуханного пригорода, который Соня и понятия не имела, где находится. Но «назвался груздём» – соответственно, полезай в такси, растрачивай деньги, отложенные на ресторацию, и будь готов!
Внутренний голос ехидненько обозвал Соню идиоткой, а здравый смысл – будь он неладен
