Уважаемые родители! Велосипед, лошадь, лыжи, коньки, клюшка, мяч и дельтаплан — друзья. Нервы, страх, занудство, кудахтанье — враги.
Уважаемые родители! Если ваше чадо хочет прыгать с парашютом на лошади в водопад Виктория — снабдите его самым лучшим инструктором, самым лучшим снаряжением и удалитесь на другой конец планеты.
Уважаемые родители! Доверяйте им. Тогда они будут доверять вам. Уважаемые родители! Вы порою такие говнюки, прости Господи! Кстати, Господи, прости, а?!
Уважаемые родители! Займись, наконец, собственной жизнью — не обращайте на детей внимания! Я не обращала — и у меня прекрасная дочь, за которую я пасть порву любому льву и отрублю головы любой гидре. То же самое она сделает за меня. Потому что тоже не обращает на меня ни малейшего внимания.
Уважаемые родители! Ну, короче, вы поняли, да?
Уважаемые молодые родители! Ни от способа родоразрешения, ни от методы вскармливания судьба вашего ребёнка, его гениальность, бездарность, успехи и неудачи, счастье в семейной и несчастье в личной жизни не зависят. Это от Бога. Ваша задача — не помешать.
Уважаемые престарелые родители! Им всем уже за тридцать. Вы чего, не в себе, простите?
Детка ест маму. Мама ест детку
Есть в жизни такие персонажи, чья жизнь целиком и полностью экстраполирована на детей. Одинокие мамы. Тронутые мамы. Бездельные мамы. Деловые мамы. У них может быть муж/мужик, может — не быть. Совершенно не важно. Они как бы женщины. Но сперва они — мамы.
Тучка на небе? Ах, как мой пупсик на тучку посмотрел и как он её описал, ах! «Мама, у-у-у-у!!!» («А мой!..», «А моя!..» «Солнышко даже про какашки стихи пишет! Какашками! А ему ведь всего полтора месяца!!!»)
Детка гуляет.
Детку стригут.
Детку фотографируют.
Детка улыбается.
Детка какает.
Детка улыбается и какает.
Детка в бассейне.
Детка ест кашу.
Детка отказывается есть кашу в бассейне.
Нет, даже у вменяемых дам нет-нет, да и мелькнёт изредка беседа о «детках». Я сама от случая к случаю могу рассказать. Но мало. И без восторга. Чем меньше о детках знают посторонние, тем крепче детки спят.
И вот у этих-то мам, повернутых на «детках», в силу ли обстоятельств, в силу ли природной склонности, частенько наблюдается обратная сторона медали.
Все свои горести, беды и неприятности они тоже сваливают на «детку». Плохое настроение. Неудачи. ПМС. Недо-, простите, — трах. И так далее.
Не в буквальном смысле, конечно. Боже упаси! Ни-ни-ни! Но дети — в ауре.
Моя мама меня обожала, Христом Богом вас заверяю. Я отношусь к своей дочери гораздо холоднее.
Две истории.
Мне было года три-четыре, когда в квартире родителей состоялся свежий ремонт. На стены большой комнаты были наклеены какие-то невероятные гэдээровские (или ещё какие — не помню, но дефицитные) обои. Толстенькие такие. Белоснежные. С выдавленным (вдавленным?) рисунком.
Я только-только освоила письмо. Каляки-маляки творила я на кальке (точно помню, потому что калька была папина) дедовой чернильной ручкой. Такой, знаете ли, старой. Матёрой. Белые свежие обои и пупс с чернильной ручкой наперевес. Уже страшно? Ага… Случилось то, что должно было неизбежно случиться. Я нечаянно, тряхнув агрегатом, поставила на девственные обои ОГРОМНУЮ (примерно полсантиметра в диаметре) ЧЕРНИЛЬНУЮ КЛЯКСУ. Она красивенько так окапиллярилась ореолом, да и застыла на стене.
Мама кричала. Потом плакала. Потом ещё кричала и ещё плакала. За всё про всё. За вечную свою ревность деда к младшей сестре и вот теперь ещё и ко мне. За беспрестанное недовольство мужем. За голодное детство и тяжёлую юность. За хрен с ними и член с вами. И за чернильное пятно на белых обоях, поставленное обожаемой дочерью.
Я просидела между диваном и шкафом часов восемь. Я с детства была упёртая.
Вечером пришёл старший брат и за пять минут аккуратно подклеил кусочек из оставшегося рулона. В принципе если не знать и с лупой не рассматривать — никто ничего и не заподозрил бы о произошедшем чернильном форс-мажоре.
Давно продана та квартира в центре Одессы. Обои истлели ещё раньше. Мама иногда вспоминает об этой истории, когда хочет подчеркнуть особенности моего характера. «Она очень упрямая! Ещё в детстве, вместо того чтобы подойти и извиниться, она восемь часов просидела между шкафом и диваном».
Это история не о том, что моя мать плохая или хорошая. Она такая, какая она. Я — такая, какая я, и давно принимаю людей такими, какие они есть. И пускаю или не пускаю в мою жизнь. Это просто картинка.
Картинка вторая.
Моей дочери было года три, когда я заканчивала кандидатскую диссертацию. У меня уже был предфинальный экземпляр с пометками (внимание!) даже не руководителя, а одного из официальных оппонентов — академика из другого города. Писавшие диссертации меня поняли.
Детка взяла пачку листов формата А4 и где порисовала фломастерами, а где и кружева понавырезала.
Сказать, что я была в ярости, — не сказать ничего. У меня бывают припадки «белого бешенства».
Поэтому я тихо. На мягких лапах. Быстро. Вышла. В подъезд. К мусоропроводу. С бутылкой виски и пачкой сигарет. Глотнув и покурив, я пару раз приложилась башкой об грязный стояк мусоропровода и поглубже вдохнула прямо из ковша.
И, вернувшись в квартиру весёлая-развесёлая, прихватила дочурку, и мы пошли за вредными гамбургерами и на надувном батуте прыгать.
Я не сказала ей ни слова.
И эта картинка — история не о том, какая я отличная или отвратительная мать. Это просто картинка.
Я не знаю, какая я мать. И знать, если честно, не хочу. Но я твердо знаю одно — обои, диссертации, ПМС, дешёвые хрустальные и дорогие китайские вазы, горшки, первые слова, бассейны, сю-сю-сю, фотографии и пятёрки по алгебре не значат ничего. Ничего. Ничего. Ничего. И это, пожалуй, всё, что я об этом знаю.
Ну, кроме того, что — помни вы своё детство, вы бы стали своему ребёнку не мамкой и не нянькой. А другом.
