камуфляже с полными подсумками и стреляющим ножом разведчика. Карман брюк эротично оттягивали гранаты наступательного боя.
– Сявки, обратите внимание, что нам выдаёт пара номер 13! – ревел в микрофон «разогретый» Фат. – В натуре, они – лидеры нашего сегодняшнего лохотрончика!
Парой номер 13 были Роджер с Викингом. Хотя «выдавала» пара – из рук вон. Каждый стремился вести другого, в итоге танец все больше походил на борцовскую схватку. В которую скоро и перешел. Спустя пару минут, Весёлый Роджер поймал себя на том, что они с профессором выделывают коленца капоэйры – условного поединка под музыку.
Подполковник наметил удар ногой в висок, но профессор плавно совершил нырок и, в свою очередь, продемонстрировал двойной по почкам.
Остальной народ прекратил отплясывать, сгрудился с радостными воплями вокруг «прикольной» пары. Давно и музончик иссяк, поскольку ди-джей также погрузился в созерцание творимого на площадке. Бойцы уже тяжело дышали, и Викинг промокнул потный лоб листками, которые на ходу выдрал из диссертации своего аспиранта.
Но вот Роджер, сделав обманный финт, выпрыгнул вверх, обхватил профессора ногами поперек торса и обрушил на пол. А сам уселся сверху и обозначил смертельный удар в сердце.
Нет: не обозначил. В руке откуда-то оказалась финка, и она мягко вошла меж ребер по самую рукоятку. Мощное тело Викинга выгнулось в судороге и бессильно опало. А Роджер недоуменно разглядывал рукоятку ножа, торчащую из нарядного смокинга, словно странноватая бутоньерка.
Смолкший на мгновение зал разразился аплодисментами.
– Браво! – надрывался ди-джей. – Сявки, приветствуйте! Это – хит нашего лохотрончика! Приз – в студию!
Грянул гимн, сявки замерли по стойке «смирно», и две олимпийские чемпионки в бикини, покраснев от натуги, втащили на огромном подносе приз: орден «За заслуги перед Отечеством», шикарную виллу на Канарах и бесплатную путевку в сибирский курорт Белокуриха.
Разворотливый Фат тут же ухватил с блюда орден, пришпилил его близстоящему министру. Вилла на Канарах мгновенно растворилась в оттопыренном кармане олигарха с повадками потомственного графа и глазками рыночного напёрсточника. На долю Ледогорова осталась алтайская здравница Белокуриха (24 календарных дня, полное санаторное обслуживание плюс бесплатная дорога в один конец).
– Поздравляю победителей нашего лохотрончика и пламенный привет всем тусовщикам! – испускал децибелы сияющий ди-джей. – Прощаюсь с вами, сявки, до следующего вечера! Расползайтесь аккуратно, не передавите друг другу хвосты!
И тут на глазах у Роджера дискотека начала превращаться в Спилберговский «Парк Юрского периода». У лощеного прохиндея из президентской администрации из-под выутюженных брюк принялся выползать, всё удлиняясь, зеленый хвост. Затем на спине, рассадив по шву пиджак от Кардена, образовался громадный гребень из ороговевших пластин. А на шее, вытянувшейся вперед метра на полтора, утвердилась удлинённая башка – абсолютно голая, без ушных раковин, зато с оскаленной пастью, из которой торчали впечатляющие зубы. По соседству с этим чудищем громила-скинхед превратился в мощного бронтозавра и вращал злобными глазками: кого бы сожрать? А слева и справа, сбрасывая одеяния и человеческую личину, нарождались всё новые ящеры: стегозавры, диплодоки, плезиозавры… Над головами, тяжко хлопая перепончатыми крыльями, пролетел одинокий археоптерикс.
В этот момент Роджер поймал себя на том, что стоит голый на четвереньках, покрываясь чешуйчатой броней.
Ди-джей Фат, ведущий и хозяин «лохотрончика», с умилением взирал на шабаш оборотней:
– Чтобы завтра, как штык, – снова на нашу дискотеку! Обещаю новый музончик. Оттянетесь от души, мои верноподданные динозаврики!
Ни в родной Москве, ни где-нибудь в Лаосе или Никарагуа к Весёлому Роджеру не приходили такие сновидения, как на туманных невских берегах. Северная столица одаривала его снами ни с чем не сообразными, потусторонними, сугубо питерскими мистериями и фантасмагориями. Как правило, эти сны бывали щедро приправлены очевидным умопомрачением, они попахивали заговором и мятежом, кровью на истоптанном снегу Сенатской площади и студёными казематами Петропавловки. Казалось, духи здешних болот вселяли в приезжего человека тоску по несбывшемуся, ввергали в соблазн всяческой чертовщиной, а призраки Кондрата Рылеева и четырех его собратьев по виселице склоняли г-на жандармского подполковника писать вольнолюбивые поэмы и восставать против государственных устоев.
Доска объявлений
Глава 39
ДОЛГОЙ НОЧЬЮ БЕЗ СНА
За окном упала звезда. Проскользнула по темному небу и канула в никуда – будто и не было ее вовсе. Платонов проводил беглянку взглядом, усмехнулся: «Вот и мы так же! Чиркнешь по небосклону – и нет тебя в помине…».
Он уже минут сорок стоял в темной кухне, прижавшись лбом к оконному стеклу, и говорил – не то с собою, не то с Санькой Мигалкиным. «Знаешь, Санька, – посетовал профессор, – мне ведь этот москвич крючконосый всю жизнь перевернул. Незаметно так: раз – а она уже другая!».
Если честно, то переворачиваться его мир начал ещё до встречи с Роджером. Жил себе человек в очень конкретной, очень ему доступной системе координат, и всё было относительно ясно, и сам себя он устраивал – уверенный, целеустремленный, добрый и далеко не безобидный.
В жизни он помогал всем, направо и налево. Хотя «слюнявая доброта Тимуров» была, по его понятиям, нерациональна и потому – аморальна. Рядом с ним всегда было надёжно, но неуютно – как за броней легендарного танка «Т-34». Казалось, вокруг Платонова царило мощное электрическое поле, в котором пощёлкивало, волосы вставали дыбом и зашкаливали приборы.
Ещё в студенческие годы он заработал прозвище «ударник» – за то, что врезал по морде всеми горячо нелюбимому доценту Барабухину. Этот доцент, желчный зануда торчащими из-под брюк закатно-розовыми кальсонами, трижды заваливал на экзамене Платоновскую одногруппницу Ленку Якимчук, а потом предложил ей сдать экзамен в постели. Ленка была девахой румяной и грудастой, и сморчок Барабухин давно пускал слюни на ее щедрые хохлацкие дородности.
Платонов к Ленке питал чувства исключительно товарищеского свойства. Но однажды застав ее зарёванной и допытавшись, в чем дело, отправился на кафедру, к сластолюбивому кальсоннику:
– Барабухин, вы не доцент, а козлина похотливый!
И с брезгливостью смазал в четверть силы по вечно недовольной физиономии.
Скандал, конечно, был грандиозный. И не видать бы Платонову диплома, как своих ушей, если б заведующий кафедрой не уломал декана:
– Нельзя нам отчислять Платонова. У него же гениальная башка, Лейбниц, да и только!
– Кулаки у него гениальные! – сопротивлялся декан. – Ваш Лейбниц, глядишь, скоро введет показательные порки для неугодных педагогов!
– Да педагог-то из Барабухина – никакой! – махнул рукой завкафедрой. – И, между нами говоря, козлина, действительно, первостатейный. О его амурах со студенточками уже легенды ходят…
В общем, инцидент удалось замять. У Ленки Якимчук другой преподаватель тут же принял экзамен и поставил ей твёрдую четверку. А за Платоновым закрепилась кличка «ударник».
Так, ударником, он и шагал по жизни, небрежно расслабив атлетические плечи. И в победоносной своей небрежности однажды едва не убил человека.
Это «едва» продолжалось долгих два дня – пока Платоновский противник пребывал где-то посерёдке между реанимационным отделением больниц скорой помощи имени Джанелидзе и предбанником в чистилище Господа Бога.
Жора Платонов тогда на первенстве Ленинграда неожиданно легко вышел в финал, но там его ожидал
