Беббит. Он отсидел в тюрьме Клинтон за поджог, который совершил на севере штата. Последний его адрес — где-то в середине Сто второй улицы западной части, но он уехал оттуда примерно год назад, как только закончился срок условного заключения. Беббит — белый, около тридцати лет, рост примерно пять футов десять дюймов, среднего сложения, голубые глаза, блондин.
— Откуда Ты все это знаешь, черт возьми? — Мудроу покачал головой от удивления. — Следователи сидят наверху, а ты здесь внизу в курсе про все это дерьмо, похоже, больше их.
— Я вместо следователей заполняю бланки, — объяснил Мактиг. — Все показания арестованных и предъявление обвинений — пока ребята балуются кофейком. А когда задержанных не слишком много, снимаю отпечатки пальцев. Они ценят мои услуги и всегда рассказывают обо всем. По-моему, это справедливо.
Мудроу пожал плечами.
— Может, и справедливо. А что еще известно о Беббите?
— Офицер, который наблюдал его в условном заключении, считает, что он сумасшедший и должен сидеть в психушке, а не в тюрьме. Сейчас этот полицейский боится за свою жизнь. Это значит, что и ты должен быть очень аккуратным. От типов вроде Беббита можно ждать чего угодно.
— А как насчет фотографии? — спросил Мудроу, уже шагая по коридору к выходу.
— Я думал, ты забыл про это, — ответил Мактиг. — Еще двадцать пять. Напиши вот здесь на конверте свое имя и адрес. Я пропущу дело Беббита через ксерокс и вышлю его тебе сегодня вечером.
Джим Тиллей все время жаловался на своего двадцатилетнего напарника Питера Бонумара, а Мудроу был счастлив проехаться по Бруклину со своим, хоть и бывшим, партнером. Тиллей оказался достаточно благоразумным и прибыл на собственной машине — «бьюике» семьдесят девятого года. В его машине было примерно в шестнадцать раз больше места для ног, чем в «хонде» Бетти Халука, и Мудроу наслаждался забытым комфортом, пока его друг ехал от светофора к светофору на Оушен-парк-Бей. Сейчас они были в Шипхед-Бей. Мудроу хорошо знал этот район. Здесь в основном жили белые среднего класса. Спокойные кварталы, заселенные рабочими, мелкими бизнесменами или молодыми, недавно закончившими высшие учебные, заведения специалистами, которые пытались сделать карьеру.
Они ехали по Эмос-стрит. И вдруг Мудроу почувствовал — что-то здесь не так. Он не мог бы сказать, отчего появилось это ощущение, пока Тиллей не указал на дом номер 6548 по улице Ностренд. В нем помещался дом для престарелых, и это место не выглядело достаточно респектабельным, чтобы здесь мог располагаться президент компании «Болт Реалти».
— Не нравится мне это, — сказал Тиллей. — Пошлют нас тут куда подальше.
Однако они были встречены весьма вежливо, и им показалось, что факт существования Симона Чемберза стал более реальным. Луиза Элле, администратор дома, сразу же приняла посетителей и предложила им присесть.
— Да, — сказала она, — у нас есть пациент по имени Симон Чемберз, но я не думаю, что вы сможете с ним поговорить. Он перенес несколько инсультов, уже находясь у нас, и не может принимать посетителей.
— Как давно это случилось, мисс Элле? — спросил Тиллей.
— Вы знаете, недавно. — Она посмотрела историю болезни Чемберза. — Около двух лет назад он попал в автомобильную катастрофу, к нам его привезли из больницы. А мозговые приступы начались около пятнадцати месяцев назад.
— Его навещают родственники?
— Он давно овдовел и не имеет детей. Все его дела находятся в ведении адвоката Уильяма Хольтца.
Мудроу попытался не проявить волнения. Может быть, их усилия и не напрасны.
— А мы могли хотя бы взглянуть на мистера Чемберза? — спросил он. — Мне нужно удостовериться, что он — именно тот самый человек, который нам нужен.
Луиза Элле нажала кнопку и попросила секретаря прислать медсестру Роулинз. Через несколько минут без стука вошла немолодая негритянка.
— Вы меня звали, Луиза? — спросила она.
— Я хочу, чтобы вы провели этих офицеров к палате Симона Чемберза. Пусть они на него посмотрят. Полиции требуется удостоверить его личность. Это займет несколько минут.
Им дали понять, что они должны быстро взглянуть на Чемберза и уйти, а медсестра Роулинз при этом отвечает за то, чтобы все прошло нормально. Собственно, у Мудроу не было против такого подхода никаких возражений. Ему действительно требовалось всего-навсего определить, что между домом престарелых и компанией «Болт Реалти» нет ничего общего, и Чемберз в этой игре — подставная фигура.
Медсестра с равнодушным видом провела их по цепочке коридоров к одноместной палате в южной части здания.
— Одну секунду, мисс Роулинз, — сказал Мудроу перед тем, как им войти. — Я могу задать вам пару вопросов?
— Про Адольфа? — Медсестра улыбнулась.
— Кто такой Адольф?
— Мы так называем Чемберза. Он был порядочным сукиным сыном, пока его не хватил удар.
— Вы называете этого человека Адольфом, потому что он был подлецом?
Роулинз опять улыбнулась.
— Мы называем его Адольфом потому, что он чертов нацист. У него татуировка на руке. Даже целых две. На правом плече свастика, а на левом — две молнии. Эта символика связана с политикой. В аварии он получил переломы обеих ног и стал абсолютно беспомощным. Однако все время говорит о том, что бы случилось с людьми, которые за ним ухаживают, если бы его партия пришла к власти. Этот человек просто сумасшедший! Когда у него случились инсульты, весь персонал возрадовался.
Тиллей нервно рассмеялся: его нервы, как и Мудроу, были напряжены.
— А у него бывают посетители? — спросил Тиллей.
— Только юрист. Я не знаю, как его зовут.
— А Чемберз может писать? Он способен подписать документ?
— Да что вы, конечно нет! — уверенно сказала Роулинз. — Он полностью парализован.
— Кажется, вы не очень-то ему сочувствуете? — заметил Мудроу.
— Пока Чемберз мог говорить, он называл нас презренными ничтожествами. Мы только и слышали: «А, вот идет презренное ничтожество. Оно думает, что способно работать». Когда такое слышишь постоянно в течение нескольких месяцев, приберегаешь свою жалость для людей, которым она и в самом деле необходима.
Глава 28
Открыв глаза, Бетти Халука поняла, что идет очень сильный дождь. Несмотря на закрытые окна и задернутые гардины в квартире Стенли Мудроу, она это поняла, потому что ее приятель вошел в комнату промокший до нитки. Он был такой мокрый, что даже кончики пальцев стали морщинистыми, как у ребенка, которого слишком долго держали в ванне.
— Что с тобой случилось? — Она еще не до конца проснулась, но почувствовала: Мудроу сильно расстроен.
— Помнишь, какой великолепный летний день был вчера? С утра до вечера светило солнце. Разве можно предвидеть, что так похолодает всего лишь за шесть часов? Мы с Джимом решили забросить удочку и поймать на крючок Беббита. Обошли бары, потом клубы. Около четырех часов утра Джим сел в машину и поехал домой, к Розе, а я решил поискать бывшего заключенного по имени Монтроз, который обычно ошивается в известном мне клубе. Но его там не оказалось, а когда я вышел на улицу, полил настоящий ливень. А я ведь больше не могу бегать, Бетти. Пришлось идти домой пешком.
