— Но хоть какие-то следы Беббита ты нашел?
— Нет, совсем ничего, — ответил Мудроу с невозмутимым видом. — Может, теперь он просто не бывает в этом районе. Сейчас восточная часть города — рай для поджигателей, с тех пор как городские власти объявили продажу пустующих зданий с аукциона. А бары, сама знаешь, как колонки скандальной хроники в газетах. Только в газетах пишут о звездах киноэкрана, а там обсуждают, кто где напакостил. Я не хочу сказать, что сегодня же найду Беббита, но, рано или поздно, если парень — профессионал, а это так и есть, он выплывет на поверхность.
— И ты что же, всю ночь только этим и занимался?
— Знаешь, такое дело делается медленно, — объяснил Мудроу. — Прошлая ночь была всего лишь началом. Вчера мы провели всю подготовительную работу: поговорили с барменами, завсегдатаями. А сегодня вечером поищем кое-каких стукачей, которые работали на меня, когда я еще был полицейским. Джим мне поможет. Мы их откопаем и немного прижмем.
— Ладно, ты бы лучше шел в душ, — сказала Бетти, направляясь на кухню. — Простудишься, если сейчас же не поменяешь одежду.
— Да, ты права. — Мудроу медленно встал со стула. — Пойду переоденусь, пока не приехала Леонора. — И он отправился в ванную комнату, оставляя за собой лужицы воды.
— А при чем здесь Леонора? — спросила Бетти.
— Кажется, мы можем прижать Хольтца.
Бетти налила в чашку кофе, добавила чуть-чуть молока, бескалорийного сахара из пакетика и понесла ее Мудроу. Он сидел в ванне в клубах пара, и на него лилась горячая вода.
— Господи! — воскликнул он. — Я даже не подозревал, как промерз и устал! Десять лет назад мог работать подряд сорок восемь часов и даже не думать об этом. А теперь всего лишь после одной бессонной ночи чувствую себя куском говядины в морозильнике.
— Почему бы тебе не рассказать мне обо всем, что произошло? — спросила Бетти.
Мудроу прислонился к стенке ванны. Воды становилось все больше, а от тепла его клонило ко сну.
— Ну предположим, под одним важным документом есть подпись некоего Симона Чемберза. Тем самым Симон Чемберз письменно клянется, будто вся информация о компании — «Болт Реалти» — чистая правда. Предположим, Симон Чемберз находится в доме престарелых в Бруклине. Пятнадцать месяцев назад у него был удар. Он не только не может подписать своего имени, но доктор говорит, его мозги абсолютно отключены. Я лично видел Чемберза, и, по-моему, врач совсем не шутит.
Бетти опустила крышку унитаза и присела на нее, потом спросила:
— Ты считаешь, Хольтц виновен в подделке официальных документов?
— Я вчера вечером заехал к Леоноре. Отдал ей пленку, на которой записан мой разговор с Розенкрантцем, и рассказал ей то, что сейчас тебе. Она считает, можно возбудить дело. В любом случае собирается поставить об этом в известность прокурора штата.
Бетти предложила Мудроу позавтракать. Этим утром она собиралась пойти на похороны Инэ Алмейды, побаивалась этого испытания и хотела провести хотя бы несколько минут наедине со своим другом перед тем, как он заснет. Бетти положила на сковородку масло и начала разбивать яйца в чашечку, несмотря на слабые протесты Мудроу.
— Стенли, — спросила она, когда яичница уже шипела на сковороде, — как ты думаешь, тебе действительно удастся найти людей, которые несут ответственность за все, что произошло?
Мудроу с удивлением взглянул на нее.
— Конечно, я найду их, а ты как думала? Послушай, Бетти, такого рода работа всегда полна разочарований. Надо быть к этому готовым, но ты не должен идти по следу с ощущением, что все бесполезно и ничего нельзя найти. Иначе можно сойти с ума.
— Не уходи от ответа на мой вопрос, — настаивала Бетти, и ее голос становился все более твердым. — Я хочу знать, поймаешь ли ты их?
— Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Мудроу был искренне удивлен, и Бетти, почувствовав это, поняла, что ей необходимо рассказать ему о своих переживаниях.
— С тех пор как все произошло, — начала она, — я только и думаю, что о подлецах, которые это запланировали. Мне бы хотелось оказаться на месте Пола Данлепа и застрелить этих трех братьев. Черт возьми, иногда даже хочется, чтобы они были живы, потому что тогда я знала бы, на ком сосредоточить свою ненависть. Да, Стенли, именно это я чувствую. Самую обычную ненависть. Как только закрываю глаза, передо мной отчетливо возникает эта сцена — словно в кино. И в уме постоянно прокручивается то, что случилось. Только Данлепа там нет. Я стою около микроавтобуса, я спускаю курок, и я их убиваю. И от этого мне становится легче.
В то время когда Бетти Халука ехала на похороны Инэ Алмейды, а, Стенли Мудроу натягивал на голову простыню, чтобы поскорее уснуть, Марек Ножовски и Уильям Хольтц обсуждали будущее «Джексон Армз». Мартина Бленкса на встречу не пригласили по той причине, что именно его персона была в центре обсуждения.
— Знаешь, Марек, — заметил Хольтц, — должен признаться, мне никогда не нравился Мартин Бленкс. Слишком уж он высокого о себе мнения и всегда делает вид, будто знает больше тебя. В этом, правда, нет ничего удивительного. Я довольно много занимался уголовным правом, и мне не приходилось встречать достаточно крупного преступника, который бы не объяснял мне, как нужно вести его дело.
— Важно не то, что он преступник, — возразил Ножовски. — Важно то, что он ирландец. Ну да, конечно, ирландцы белее белых, но их проклятье — это религиозный фанатизм, а также отношения с англичанами. Кроме церкви и англичан, ирландцы ни к чему не в состоянии относиться всерьез.
Хольтц улыбнулся.
— Ирландцы, — заметил он, — тупы и упрямы. Они всегда были такими, потому что всю свою жизнь только и делали, что возились в земле, выращивали картофель. Они заменяют поэзию литературным анализом, и для меня это доказательство их предрасположенности к коррупции.
Ножовски засмеялся. Хольтц достал из маленького холодильника бутылку «Моэ э Шато Брю», стоящую сравнительно недорого (по стандартам Уильяма Хольтца), французское шампанское, которое он считал вполне соответствующим встрече такого рода.
— Предлагаю выпить за твой успех, — сказал юрист, наполняя бокалы. Он заметил гримасу Марека, но держал свой бокал поднятым, пока тот не взял свой. — Ну, ладно, выпей хотя бы за меня.
Ножовски сделал глоток.
— Неплохое вино, — заметил он. — Однако я что-то не вижу повода для праздника. Нам вот-вот дадут под зад.
— Я не хотел тебе об этом говорить, — мягко заметил Хольтц, — чтобы ты не строил иллюзий раньше времени, но сегодня утром, незадолго до твоего приезда, мне позвонил Моу Гребнитц. Кажется, ты его знаешь. Он скупает собственность в отдаленных районах Нью-Йорка. И наши домики на Холмах Джексона привлекли его внимание. Он предлагает за них девятнадцать миллионов. Он также согласен заплатить по счету, довольно большому, который лично я собираюсь предъявить за свои услуги. У тебя будет прибыль порядка трех миллионов.
Марек покачал головой, потягивая шампанское.
— Я рассчитывал на прибыль в двадцать миллионов долларов, и что, по-твоему, я должен радоваться трем?
— В некотором роде — да, — заметил Хольтц. — Ты вообще должен быть счастлив, что у тебя задница осталась цела. А три миллиона — не так уж и мало.
Марек зло ухмыльнулся.
— Ты говоришь так, будто у меня нет партнера.
— А разве не это ты сюда приехал обсудить?
Марек встал и начал взад-вперед ходить по комнате.
— Конечно, я не собираюсь делить доход с этим скотом, который обошелся мне в десять миллионов долларов, — твердо сказал Ножовски. — Если бы Бленкс не был таким кретином, мы бы довели наш план до
