принял его.
Ну-с, был я у доктора Щуровского*. Он нашел притупление и слева и справа, справа большой кусок под лопаткой, и велел немедленно ехать на кумыс в Уфимскую губ<ернию>, если же кумыса я не буду переносить, то — в Швейцарию. На кумысе, скучнейшем и неудобном, придется пробыть два месяца. Уж я не знаю, что мне делать, как быть. Ехать одному скучно, жить на кумысе скучно, а вести с собой кого-нибудь было бы эгоистично и потому неприятно. Женился бы, да нет при мне документов*, все в Ялте, в столе. Рука уже не болит.
Посылаемый документ прислан мне из Ялты, теперь возвращаю; скажи Арсению, чтобы он получил книги. Деньги за пересылку уплачены.
Горького выпустили, он на свободе, здоров*. Если понадобятся деньги*, то достань из левого верхнего ящика стола чековую книжку Ялтинского о<бщест>ва взаимного кредита и вышли мне 2–3 листка; я подпишу и возвращу тебе. От В. И. Чалеевой я получил письмо только вчера, в Москве; сообщи ей, что книжку она пусть передаст В. К. Харкеевич. Не отвечаю ей сам по той причине, что она в письме не сообщила своего адреса.
Поклонись мамаше, бабушке и Арсению, будь здорова. Погода здесь чудесная. Ночью дождь, днем жарко. Буду еще писать. Мой адрес — «Дрезден», впредь до уведомления.
А. И. Куприну поклон нижайший.
Поссе В. А., 21 мая 1901*
3391. В. А. ПОССЕ
21 мая 1901 г. Москва.
Дорогой Владимир Александрович, Ваше письмо пошло в Ялту, оттуда в Москву*, где я нахожусь ныне, оттого я получил его только вчера; не сердитесь же, что так запаздываю ответом. Вас выпустили*? Горький уже выпущен дня 4 назад*; он весел и здоров*, под домашним арестом будет не больше 10 дней. Я видел доктора, который его освидетельствовал*, и Миролюбова, который ездил в Нижний хлопотать у Святополк-Мирского*, и сведения от обоих получил весьма успокоительные.
Я чувствую себя недурно, но всё же, как оказывается, здоровье мое сильно подгуляло, и я должен ехать на кумыс. Это всё равно, что ехать в ссылку. Пробуду я на кумысе месяца два, и если бы Вы выслали мне туда майскую и июньскую книжки «Жизни»*, то я был бы благодарен Вам — не знаю как! Свой кумысный адрес вышлю Вам в пятницу, в день отъезда.
Рассказ непременно пришлю*. Непременно! Зарежьте меня, если не пришлю.
Ваша статья про Московский Художественный театр мне очень понравилась*. Но почему в Питере «Одинокие» Гауптмана пришлись так не по вкусу?* Почему они нравились в Москве?
В будущем сезоне пойдет моя «Чайка»*.
Нам бы с Вами повидаться этим летом — как Вы думаете? В июле я буду ехать обратно из Уфимской губ<ернии>, буду тогда в Москве… И не заехать ли в Петербург? Я давно уже не был в Петербурге, кстати сказать. Напишите, где Вы будете летом, что и как, авось, и повидаемся.
Будьте здоровы и благополучны, отдыхайте после предварилки и набирайтесь здоровья. Крепко жму Вам руку.
Итак, в Москве я пробуду до вечера пятницы. Мой адрес: Москва, «Дрезден».
Книппер О. Л., около 24 мая 1901*
3392. О. Л. КНИППЕР Около
24 Мая 1901 г. Москва.
У меня всё готово*. Необходимо повидаться до часа, чтобы поговорить. Уезжаем в пятницу непременно.
На обороте:
Васильевой О. Р., 24 мая 1901*
3393. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
24 мая 1901 г. Москва.
Многоуважаемая Ольга Родионовна, здравствуйте! Здешняя контора справок наводила справки* насчет Вашего одесского имения и прислала мне бумагу, из коей видно: 1) все постройки старые, пришедшие в ветхость и только годные «на снос»; 2) место хорошее, кроме части, находящейся над обрывом, где замечается
Вот Вам. В Москве есть доктор Михаил Александрович Членов (Мясницкая больница), который напишет Вам подробнее.
Я уезжаю на кумыс. Мой адрес: Ст. Аксеново, Самаро-Злат<оустовской> ж. д., Андреевская санатория.
Желаю Вам и Маше всего хорошего, здоровья и счастья.
Марксу А. Ф., 24 мая 1901 («Возвращаю Вам корректуру…»)*
3394. А. Ф. МАРКСУ
24 мая 1901 г. Москва.
