– Не из-за плит и каблука?
– Это уже последствия.
– А Королев знал, откуда эта рана?
– Нет. Он сказал, что еще два дня назад ничего такого не было. Потом домработница сообщила, что Марину накануне куснул пес в Жуковке. Бродячий какой-то… Ну, а вообще нам было не до этой раны. И она была небольшая.
– Понятно, – задумчиво произнес Турчанинов. – Спасибо, – он нажал отбой. – Обработанная рана… Обычно обращаются в травмпункты. Но в какой обратилась она?
Шансов было мало. Девушка могла поехать в ближайший, а могла – в дежурный. Могла по месту жительства, а могла – в любую из московских больниц, встреченных по пути. Хранят ли там статистику?
Тем не менее, он поехал. В ближайшем травмпункте ему сказали, что данные пятилетней давности у них не хранятся, еще и посмотрели, как на дурака. «У нас шесть тысяч покусанных людей в год!» – сказала медсестра. Он подумал, что нет смысла начинать копаться в этом стоге сена. Пять лет назад Марина была прописана на улице 1905 года, но могла обратиться не по месту прописки, а по месту жительства – где-то по Рублевскому шоссе. Он все-таки позвонил в тот, что на 1905 года, и ему сказали, что для милиции поискать можно. Турчанинов оставил им свой телефон, попросил позвонить в любом случае и пообещал огромную коробку конфет. Что-то его грызло – какие-то сомнения.
«Все эти муниципальные пункты – такие неприятные. Кажется, что она должна была обратиться в какое-то другое место… Стоп! А можно ли получить такую помощь платно?» – он набрал телефон справочной. Ему сказали, что да, такая служба есть, и продиктовали несколько телефонов.
Теперь его машина стояла на обочине дороги, а сам он тратил деньги с мобильного и чувствовал при этом удовлетворение: он не украл королевские десять тысяч, он их честно отрабатывает!
– Да, мы уже существовали пять лет назад, – гордо сказала ему девушка по третьему из набранных номеров. – Может быть, единственные в Москве!
– Единственные – это хорошо, – устало одобрил он. – И у вас-то, поди, данные хранятся? Да их и немного, наверное.
– А что вы ищете?
– Мне нужен сентябрь двухтысячного года. Конец месяца. Фамилия девушки Королева. Ее покусала собака.
Она копалась не меньше пяти минут, а он смотрел на проезжающие машины. Они проносились: «у- уух!» – и его собственная качалась от ударов воздуха.
– Да, есть такая, – радостно сказала девушка. – Марина Михайловна Королева. Она приехала в семнадцать ноль-ноль двадцать седьмого сентября. Рваная рана ноги, но небольшая.
– Тем не менее, после таких хромают?
– Там гематома обычно образуется, она сдавливает ткани, это очень больно.
– Вы ей обработали?
– Да. Ну и еще укол от столбняка и от бешенства… – Девушка немного растерялась и понизила голос. – Это незаконно: от бешенства можно делать только на государственных пунктах, но мы все-таки делаем. У нас и вакцины самые современные. Это ничего?
– Ничего, – успокоил он. – Вы ведь должны записывать и адрес, где произошло нападение собаки?
– Да. С ее слов. Улица летчика Бабушкина, 17.
Он улыбнулся и прикрыл глаза. Трудно с ходу придумать ложь, тем более, если ты правдив или высокомерен с рождения. Сколько дел раскрывается на неумелой лжи.
Марина не хотела, чтобы знали, где она была. Но и придумать улицу сразу оказалось трудно. Хорошо, что на свете есть не один летчик, а много. Много, много летчиков. Россия – родина самолетостроения. Тупалев, Микоян… Колбаса…
Турчанинов спал в машине, откинувшись назад. Мимо проносились реактивные самолеты: «уу-ух»!
… Из государственного травмпункта так и не позвонили. Даже огромная коробка конфет их не соблазнила.
34
К тому времени уже составили фотороботы всех рабочих, благоустраивавших двор дома номер двенадцать. Один из них нашелся сам: тот самый коренной житель, что родился здесь в коммуналке.
Это была его Москва, отсюда их с матерью переселили еще в семьдесят восьмом – дали квартиру у черта на куличках, в одном из двух новых панельных домов, стоявших посреди полей и деревень. Младшему брату нравилось, а он умирал от тоски. До остановки надо было топать по непролазной грязи, а к единственному телефонному автомату выстраивалась такая очередь, что мама не горюй.
Мама не горевала, она даже наладилась покупать у деревенских козье молоко, и говорила, что эта гадость полезна для здоровья. Но ей было трудно, конечно, возвращаться из центра по вечерам – она была уборщицей и работала допоздна. А ведь им дали очень престижную квартиру в экспериментальном кооперативном доме. Он был построен для секретного конструкторского бюро и самими конструкторами любовно для себя спроектирован. Мать в этом бюро мыла полы, вот ей и отвалили от интеллигентских щедрот.
Потом у матери появился сожитель-алкоголик, и тогда он окончательно переселился к себе в Москву. Окраины этот человек так и не признал. Уж такой он уродился аристократ. Жил по подвалам, но в центре.
Его долго расспрашивали о двух других рабочих, и он прямо раздувался от гордости: свидетель! Он готов был даже привирать, чтобы доказать свою нужность, но они поняли, что он привирает, и обложили его матом.
