Саваоф

эту лестницу... И толстуху видела там. По крайней мере, эта толстуха неразрывно связана в моей голове с Еленой...

Тут я увидела, что Алехан как-то неестественно смотрит на меня. Округлив глаза, он не сводит взгляда с моей руки. Я тоже посмотрела на руку. На ней был золотой браслет. А под ним чип. Ах, вот оно что! Он пытается понять, не несу ли я пургу в расчете на прослушку. Я еле заметно покачала головой. Глаза Алехана округлились еще больше.

— Я не настаиваю! — уступила я. — Просто, у меня ощущение, что это было в моей жизни: такая лестница и чье-то лицо за ней.

— Редчайший случай! — скептически отозвался Алехан. Моя уступчивость всегда действует на него общеукрепляюще. — Но в одном ты права: сто лет назад домом владела именно толстуха. И ты действительно видела ее на фотографии, я помню этот снимок. Мы даже рассуждали тогда, что теперь не увидишь таких полных людей... Между прочим, Антон рассказывал, что эта хозяйка дома то ли сама убила, то ли ее убили, то ли и то и другое вместе...

— А, ну может поэтому она мне и приснилась... Где-то в подсознании осталась связь между нею и словом «убийство».

Раздался телефонный звонок. Мы с Алеханом тоскливо посмотрели друг на друга. Телефонные звонки в последнее время не радовали.

...С Микисами мы разругались.

Первым по поводу якобы названных мною паролей допросили самого Микиса. Разумеется, он выпучил глаза. «Что за глупость!» — воскликнул он, и все два часа, пока шел допрос (а он касался и проверки банка «Елена», и того, почему проверка не выявила кражу из нашей корпорации), так вот все два часа он кипятился и брызгал слюной налево и направо.

Следователь вначале напирал именно на банковские дела, а это, видимо, был больной вопрос для Микиса (особенно учитывая его планы перевестись на новую работу, где скандалы уж точно ни к чему).

«Да вы не представляете, какой там был бардак! — вопил он, периодически бегая к аппарату с водой. — Потом информация все равно постепенно просочилась, дошла до самых информированных в нашем мире, контракты к оплате начали предъявлять десятками! Вы понимаете, что это такое: до десяти контрактов в день?! И все законно! А этот контракт — да, я помню его. Точнее мне сказали, что за день прошла сделка. Что-то купили и тут же продали. Вроде бы выгодно. Ну и все! Я и не обязан был это отслеживать. Это они должны были! Антон должен был!»

Ха-ха. Микис думал, что копают насчет этого, но постепенно смысл вопроса о паролях дошел до него. «Это они так говорят?! — ошеломленно спросил он. — Что она назвала пароли и, следовательно, мы их знали?!» Микис снова взвыл и ну наворачивать круги по комнате.

— Вы видели пленку?

— Да! Но только начало! Потом я ушел. Это такое дурацкое зрелище, вы даже не представляете! Детский сад...

— Но вы утверждаете, что на ней все было, как и на самом деле?

— Конечно! Что за вопрос! Я же не идиот, я прекрасно помню, мы даже удивлялись, что эти наши двойники отцифрованные — копия мы!

— А вы знаете, что оставшиеся в комнате после вашего ухода говорили о том, что пленку подменили? Что там затерты некоторые фразы?

— Ерунда! Это они утверждают?

— Не только они. — Гергиев тоже выделил это слово ехидной интонацией. — Это утверждает также ваша жена, и, главное, покойная Татарская настолько заинтересовалась подменой, что на следующий день съездила в фирму «Саваоф». У нас есть и другие доказательства того, что она об этом знала и волновалась по этому поводу. Мнения Антона мы не знаем... Хотелось бы, конечно, поговорить с ним, в том числе и об этом.

— Глупости! Еще раз повторю: глупости! Никаких паролей она не называла. Она просто сказала, что они есть, что с их помощью легко ограбить корпорацию, но не называла. И еще хочу заявить, что если они с мужем это утверждают, то они и украли деньги. Потому что это ложь! И нет никакого смысла так лгать. Кроме одного. Сами понимаете, какого.

— О вас ведь можно сказать то же самое.

— Что вы имеете в виду?

— Что если вы лжете, то у вас только одна причина. И все пошло снова: круги по комнате, брызги во все стороны, бегание за водой... Истеричный тип. Думаю, он страшно опротивел Марианне. Все эти истерики, вопли, всю его высокопарную болтовню о долге перед родиной можно было терпеть, только надеясь на очень большой куш. Теперь же он перестал стесняться, его поведение по отношению к жене стало откровенно свинским. Ну, она и решила его наказать.

Лишь этим я могу объяснить, что на допросе, услышав о нашей версии произошедшего, она только моргнула.

— Возможно, она и назвала пароли, — нараспев произнесла Марианна, с большим интересом приглядываясь к Гергиеву (не потому что он красавчик, просто она заметила, как дорого он одет). — Я, честно говоря, не интересуюсь этими финансовыми делами. Потом вы же смотрели пленку, видели, в каком я была состоянии. Ничего не помню... Я ненавижу их «Люцифера». Точнее нет, «ненавижу» — слишком сильное слово. Он мне просто чудовищно скучен. Весь их так называемый сеанс я боролась с зевотой. У меня так хрустели челюсти, что я ничего не слышала.

Гергиев с любопытством наблюдал за ней, пытаясь понять: она клиническая идиотка или только притворяется.

— Но вы отдаете себе отчет, что это фактически показания против вашего мужа? — спросил он.

Глаза Марианны тускло полыхнули злобой. Она пожала плечами.

— Но если я не помню! — сказала она сквозь зубы.

Правда, мне она позвонила.

— Бедная моя Марианна! — крикнула я в трубку. — Как бы мне хотелось приехать к тебе, поговорить с тобой. Мне кажется, Микис навострил лыжи, да? Какая сволочь! И у меня тоже все плохо! Что же это на нас на всех навалилось? Господи, у меня в руке чип, Алехан шутит, что это прослушка, понимаешь? Я конечно, в это не верю, но он так ужасно чешется! Я не могу приехать, он чешется.

— Что за хрен был этот допрос насчет паролей? — спросила Марианна отстраненно.

— Я потом все объясню.

— Не надо. Не звони мне больше. У меня своих проблем хватает.

И она повесила трубку. Понятно, почему. Решила, что я ограбила банк, а теперь еще хочу ее мужа подвести под монастырь. Если бы это было так, то своими показаниями она здорово помогла мне топить его, но осознавать такое неприятно. Вот она и сочла за лучшее благородно обидеться. Это очень в ее духе.

Так что мы поругались с последними друзьями, и телефонный звонок поздно вечером вряд ли мог быть от людей приятных. Я почему-то подумала об Антоне. Сейчас вот скажут: «Нужны четыре человека для опознания. Да, сгоревшая машина... Откуда вы знаете? Вам уже звонили?» — «Я видела это по телевизору» — отвечу я, и мой собеседник удивленно, хотя и немного уважительно, скажет какую-нибудь гадость про журналистов.

— Тебя. Следователь, — прошептал Алехан, протягивая мне трубку.

— Добрый вечер. — Гергиев радостно подышал в трубку, ожидая моего ответа. Интересно, бывает ли у него плохое настроение? — Хочу вас обрадовать. Полиция приняла решение арестовать одного человека. Не вас! — гордо сказал он. — Вашего ассирийца. Доказательств слишком много...

— Вы же говорили, что по экономическому делу до суда не арестовывают.

— По экономическому — нет. Но по делу об убийстве — обязательно.

— Об убийстве?