недостатков? Пусть тот бросит в нее камень!» Он говорит: «А какие неприятности? Все ведь закончилось». Наивный парень, правда? Они там сидят у себя наверху и даже не подозревают, сколько сволочей посажено вам нервы мотать... Ты со мной по-человечески поступила — отошла в сторону. Я тебя отблагодарила. Помни об этом!
— Ты думаешь, он поможет? — спросила я. На телефоне зазвонила другая линия. «Следователь» — сообщил экран. Я нажала ожидание.
— Да! Он возмутился, при мне кому-то позвонил. Сказал: «Я же просил! Специально напоминал! Это даже не обсуждается!» Эх... — Голос Марианны погрустнел. — Не может быть таких классных женихов. Наверное, у него есть тайный недостаток.
— СПИД?
— Дура! Типун тебе! — испугалась она. — Что-нибудь поменьше.
— Педофилия?
— Ну, что-то вроде этого... Сказал, что детей любит. Поэтому ему не нравится искусственная грудь. Тебе что, кто-то звонит?
— Да. С работы. Я тебе перезвоню, ладно?
Я перешла на вторую линию.
— С кем вы говорили? — сразу спросил он и, поразмышляв секунду, добавил: — Здрасьте.
— С Марианной.
Он весело присвистнул.
— Обо мне?.. Я вчера выпил лишнего.
— Все было прилично. Вы ничего плохого не сделали.
— Я не в этом смысле.
— Вас зовут Сергей?
— Да.
— Сергей, это вы... заступились за меня перед нашим главным?
— Мой отец.
— Я даже не знаю, что сказать...
— А ничего и не говорите. Я не сделал ничего особенного: вы действительно не называли пароли, а оклеветали себя от отчаянья. А Горик... Во-первых, я тоже не смог бы уволить человека в его положении. И во-вторых, я, как и вы, не очень верю, что это сделал он.
— Но это немыслимо: такое великодушие.
— Не думал, что вы любите такие красивые слова. — По голосу было слышно, что он улыбается.
Наверное, такая улыбка — это все, что было нужно мне для того, чтобы сорваться. Не равнодушный взгляд Бориса, мечтающего о моей должности, не злое шипение человека-змеи и даже не подлость, совершенная собственным мужем, — а просто улыбка, которой даже не видишь. В общем, я заплакала. Потом нажала кнопку отбоя и заревела в голос.
Минуты через три в дверь позвонили.
«Алехан! — подумала я, вытирая сопли. — Отошел, придурочный. А я вся зареванная. Ужасно. Он подумает, что это из-за него! Но если не открыть — испугается и вызовет полицию».
Я вышла в коридор и открыла дверь, отворачиваясь.
— Не врите, ради бога! — попросила я, продолжая плакать.
— Честное слово! Мне можно войти?
— Откуда вы здесь?
— Проезжал мимо... Смотрю, ваш дом... Дай, думаю, напрошусь на чай. Сидел в машине, набирался смелости... Вдруг выходит ваш муж с чемоданом. Куда это он на ночь глядя?
— Мы с ним поссорились.
Следователь снова присвистнул, не прекращая своего неуклонного движения в сторону комнаты.
— Как романтично! Сейчас это редко бывает — ссоры. Чуть что, люди просто расходятся, чтобы не трепать нервы. Жизнь одна... Но мне кажется, в супружеских ссорах есть своя прелесть. Так вы из-за этого плачете? Нашли сокровище!
— Вам не понять.
Он был уже на диване.
— Почему не понять? Мои родители прожили вместе всю жизнь. Вот вы гордитесь своим десятилетним супружеским стажем, а у них он сорокалетний.
— Они подали заявку в Книгу рекордов Гиннеса?
— Если я женюсь, то сразу же захочу побить их рекорд. У нас с отцом постоянное соревнование.
— Наверное, удачное для отца?
— Между прочим, до тридцати я был управляющим всем нашим состоянием. Я его утроил. Чем пахнет?
— Лазаньей.
— Я голодный.
— Она была замороженная. Вам вряд ли понравится.
— Я люблю всякое говно.
Я сходила на кухню за лазаньей. Пока несла ее, дико захотела есть. Пришлось вернуться за второй вилкой. Я поставила тарелку на наш столик с инкрустацией.
— Будем есть оба. Я тоже голодная.
— Красивый столик.
— Старинный. Достался мне от отца.
— Как и квартира, правильно?
— Откуда вы знаете?
— Ваш муж, поссорившись с вами, ушел с чемоданом... Значит, квартира ваша... Очень вкусно! Потом покажете коробку?
— Кого вы играете передо мной? — спросила я, откладывая вилку. — Кто вы вообще? До тридцати утраивали свои деньги, а потом пошли в следователи. С какой стати?
— Их стало неинтересно утраивать. Сорок нулей или сорок один — какая разница. Я перестал чувствовать результаты своего труда. Такие величины... они перестают восприниматься как реальные. Это как космические расстояния: мегапарсеком больше, мегапарсеком меньше.
— И вы пошли в полицию.
— Ну, в этом я разбирался. Хорошо представлял себе, какие возможны обманы. В основном, хотел заниматься налогами: мне казалось, есть какая-то ужасная несправедливость в том, что средства так неравно распределены. Вот ваш Горик не может оплатить лечение. А ведь СПИД лечат. Уже лет десять. Не поддерживают статус, а излечивают раз и навсегда. Но это стоит тридцать миллионов... Вот я и хотел следить на своей работе за тем, чтобы хотя бы существующие нормы распределения не нарушались... У меня и отец всю жизнь занимался общественной работой. Был адвокатом. Бесплатным.
— Здесь вы его тоже обогнали?
— Еще нет. Но у меня вся жизнь впереди. Чай поставите?
Когда я вернулась из кухни, он стоял у стойки с техникой.
— А где прибор?
— Муж его продал.
— Разочаровался?
— Видимо, да.
— А я наоборот — увлекся. Вот уже месяц играю. Знаете, он не так прост, этот прибор.
— Я тоже так думаю.
— Почему?
— Вам интересно, что я думаю по этому поводу?
