сверху открывало нескромным взорам умопомрачительно-волосатую тощую грудь, а снизу – не менее волосатые и тощие ноги в бесформенных меховых тапочках. Но халат с тапочками – то бы ещё полбеды. Главная достопримечательность, прочно оседлавшая переносицу Изверга, вызвала у студента паническую судорогу невнятных подозрений насчёт кибероидов, садомазохистов и последователей жутких религиозных сект.
Лишь через миг-другой, вспомнив кой-какие допотопные фильмы, Чин сообразил: очки. Кажется, именно так полагалось называть уродливую восьмёркообразную оправу, затянутую переливчатым мерцаньем концентрированного биополя. И шептал Изверов, конечно же, не молитвы некому кошмарному технотеистическому демиургу – просто штуковина, поди, черт-те сколько лет не знала ремонта, разболталась вконец, и старику приходилось то и дело подавать команды на коррекцию оптических параметров.
Тем временем космический волк окончил царапать носом экран (дочитал, стало быть), снял и тщательно упрятал в карман своё оптико-силовое допотопье, а затем присел на кресельный подлокотник и упёр близоруко сощуренный взор в переминающегося с ноги на ногу практиканта. Немая сцена всё тянулась, тянулась, тянулась без малейшего намёка даже хоть на теоретическую возможность завершения – точь-в-точь, как Горпигорский супермакроглист из… ну, неважно откуда.
Наконец, Чин-чин не вытерпел и спросил осторожно:
– Что-нибудь не так?
– Всё, – мрачно вздохнул Изверг, не переставая терзать Чиново лицо совершенно наждачным прищуром. – Решительно всё стало не так. Решительно… А скажите-ка, – вдруг вздёрнул он прямо-таки отполированный подбородок, – вы там в училище называетесь студентами?
– Т-так точно, – оторопело выдавил Чин. – Как же нам ещё называться?
– Вы больше похожи на курсантов, чем на студентов. Кстати, мы-то в своё время назывались именно курсантами, даже форму носили (красивую, с целой пропастью галунов да шевронов – не то что теперешние мышиные комбинезонишки)… А только не было в нас ни на микрограмм этого вашего… такточнизма всякого, буханья во-фрунт… – Изверговы губы вызмеились в гадливой гримасе. – Помнится, однажды караван-командор Зукер… ну, если знаете, тот самый, что основал первую базу на Глории – он нам бесприборную навигацию читал… Так вот, господин Зукер однажды попробовал ввести на своих занятиях перекличку на флотский манер: со вставаньем по стойке «смирно» и ответствованием «я!» А мы ему, представьте, обструкцию. И бойкот лекций. И депутацию к директору училища – с жалобой, стало быть. А директор… Вот досада, запамятовал я фамилию; одно помню, поговорка была у него: меня, мол, тошнит только от жирных немытых баб, от пива с керосином (ежели, значит, в смеси) и от слова «пацифизм»… Так вот-с, на поговорку ту не смотря, не глядя на вселенский авторитет пятикратного кавалера Звезды Первопроходцев, почётного гражданина Земли его рыцарственности караван-командора Отто Зукера, господин директор моментально вышиб означенного рыцарственного командора. Коленом, так сказать, под седалище.
Экс-космоволк поднялся, сунул руки в карманы чудовищного своего одеяния и принялся бродить туда- сюда – ссутулясь, жалко и трогательно шаркая тапочками по ворсистому эрзац-ковру.
Согласно условно-ночному времени бортовых суток в рубке горела лишь парочка притемнённых настенников; их красноватые блики то более ли менее сносно высвечивали вроде бы как-то усохшую Извергову фигуру, то превращали её в мутный горбатенький силуэт…
Каждый раз, когда Изверов в своих шатаниях приближался к входному люку, Чин аж подскуливал тихонечко от надежды, что старик в конце концов устал философствовать и собрался баиньки. Надежды регулярно оказывались бесплодными. Наконец, ветеран космофлота с казалось бы совершенно уже однозначной решимостью направился к выходу, но, вместо чтоб выйти, опёрся о люк спиной и вопросил, вновь оцарапав лицо практиканта жестким взглядом из-под приопущенных век:
– У вас, небось, перед всеми занятиями переклички?
Чинарёв раздраженно кивнул.
– Со вставаньем во-фрунт и ответствованием «Я!»?
Чинарёв еще раз кивнул.
– Я так и думал, – Изверг возобновил брожение по рубке. – Анекдот, ей-ей анекдот… Чем больше галдежа про борьбу за мир, тем больше… я бы даже сказал, тем бесстыднее… – старческое бормотанье постепенно утрачивало остатки разборчивости. – Даже не только в странах; даже в Организации Объединённых Рас – департамент обороны; в Лиге – директорат обороны… А уж министерств обороны очуметь можно сколько… Все, вишь, только обороняются. Новославия в целях обороны аннексирует Темучин; Конфедерация Истинных Демократий в целях обороны же норовит данную планету реаннексировать; ООР в целях борьбы за мир пытается вышибить с Темучина и тех, и других… Целая свора оборонщиков и ни одного агрессора! Анекдот!
– Чего это вас, как Льва Толстого, потянуло на войну и мир? Больше, что ли, совсем делать нечего? – резковато осведомился Чин, с нетерпеньем косясь на исчёрканный строками монитор.
Опять пропустив мимо ушей дерзость студенческого вопроса (вместе с самим вопросом), Изверов продолжал бормотать:
– А Лига, защищаясь от хакеров, ликвидирует перифирийный блокшив. Вместе со всеми, на нём пребывающими. По сравнению с Темучинским кризисом, конечно, сущая безделка. Подумаешь, четыре человека! Ерунда ерундовая, право слово…
Чинарёв перестал смотреть на экран и уставился на Изверга: казавшееся пустопорожним брюзжание ветерана прорезалось смыслом – неожиданным и весьма неприятным. Но именно теперь-то помянутый ветеран и решил замолчать. А чуть позже, когда утративший терпенье студент раскрыл было рот для вопроса, оный ветеран затеял прикидываться дурачком.
– Да знаю я, знаю всё, что ты можешь сказать! – раздраженно рявкнул он, не дав Чину произнести ни единого мало-мальски членораздельного звука. – Хочешь мира – готовься к войне; лучший способ обороны – нападение; ради большого нужно жертвовать малым… Ещё, чего доброго, вспомнишь, что цель чего-то там оправдывает… А вот ничего она не оправдывает! Ничегошеньки! Когда самую пресветлую цель трогают грязными лапами, она начинает смердеть! И даже не в этом дело. Враньё – вот что всего мерзостней! Зачем? Ведь все понимают всё; и все понимают, что все понимают всё; и тем не менее опять-таки все же продолжают кривляться, как в дрянном балагане… – Метания Изверга по тесноватой рубочной конуре сделались почти до непристойности исступлёнными, как вдруг на очередном вираже экс-великий космонавт прямо с ходу влепил себя в пользовательское кресло и развалился там, задрав ногу за ногу. – Даже хакеры… Можно подумать, если бы Лига заплатила хоть на долю процента больше, чем горпигорцы, то ты… верней, Чингизхан… то есть ещё точнее – Молчанов…
– Да я не… – дёрнулся было Чин-чин, но Изверг оборвал его возмущенное вяканье небрежно- раздраженным мановением длани:
– А мне чхать с длиннейшего апоастра, кто ты там есть поправде! Меня сейчас не правда достаёт, а брехня! Всегалактического, вселенского масштаба брехня! Которая везде и во всех! – экс-космоволк с такой злобой пристукнул кулаками по собственному колену, будто бы именно его считал главным вместилищем помянутой вселенской брехни. – Вот, небось, в древности в нашем с тобой праотечестве министерство обороны именовалось попросту: военным. Предки наши были не менее беспринципны, чем мы, но более честны; они точно так же сграбастывали целые страны единственно ради собственной выгоды, но чаще нас называли вещи правильными именами…
Примолкнув на миг, Изверов с силой растёр веки дрожащими пальцами и вдруг спросил совершенно нормальным своим, привычным, чуть насмешливым голосом, в котором ни малейшего следа не осталось от давешней взвинченной истеричности:
– Кстати, друг-студиоз, а что вы здесь делаете в третьем-то часу ночи? Порядочным деткам давным- давно полагается быть в постельках…
Другу-студиозу хотелось бы побеседовать на совершенно иную тему, но, чуть размыслив, он решил пока на Изверга не давить (дави – не дави, а чёртов ветеран всё едино ни хрена не расскажет, пока не захочет сам). Так что друг-студиоз вздохнул украдкой и принялся неохотно объяснять:
– Проблемы с программой. Один из файлов почему-то оказался пустышкой – ну, только название и ничего кроме. Вот, восстанавливаю.
