сразу на атомы… на электроны… вдрызг… безо всяких там…
Чин даже позабыл освободить Изверову место перед контактором. Впрочем, хоть бы и не забыл – всё равно не успел бы. Бравый экс-космоволк в два шага оказался рядом и… Это уже мгновением позже студиоз сообразил, что Изверг прямо сходу плюхнулся задом на правый подлокотник и опёрся рукой на левый. А сразу Чин понял только одно: он (Чин то есть) почему-то вдруг оказался у Виктор Борисыча под мышкой. Скрюченным оказался, вдавленным в кряхтящие от натуги амортизаторы и напрочь обездвиженным – разве только моргать ещё более-менее удавалось. Ну, и дышать. Слегка.
– Тэк-с. Как говорится, с Богом!
Пальцы правой Изверговой руки деловито заметались по сенсорам.
Дисплейная картинка звёздного неба вдруг словно бы сорвалась с экрана и метнулась Чину в лицо – тот дёрнулся, но отшатнуться не получилось (строго говоря, не получилось даже толком дёрнуться).
Ничто, конечно же, ниоткуда не срывалось – просто комп наращивал разрешающую способность следящих сканеров. Малоприметное пятнышко в центре изображения выпучилось за пределы рамки целесопровождения, растопырилось почти что на весь экран…
Нет, не был он похож на клювастого летуна, этот хищный стервятничек Лиги. Зализанные сегменты корпуса, решетчатые лепестки сопространственных парусов, два фасетчатых округлых бугра на лобовом обтекателе (генераторы защитного поля?) и торчащие над ними длинные гибкие антенны… Сложенные под брюхом рычаги мощных швартовочных захватов… Таракан. Гигантский таракан, ощеренный жвалами деструкторных батарей. На них что-то посверкивало, на жвалах этих, поблескивало жидко и страшно, как подтёки ядовитой слюны…
– Блеск видишь? – рассеянно бормотал Изверов. – Перенакачка, вторичные разряды. Единственное, что мы можем засечь. Остальное комп дорисовывает сообразно данным из банка памяти.
С мимолётным изумленьем Чин вдруг осознал, что бесцветная скороговорка линкор-капитана исподволь возвращает ему, Чину, способность думать не только о том, успевает ли человек что-либо почувствовать в эпицентре деструкторного разряда. Что ж, спасибочки, Виктор Борисыч; будьте любезны, не затыкайтесь, пожалуйста…
Нет, Виктор Борисыч затыкаться не собирался:
– …скудноваты, надо сказать, данные-то. Фрегат земной, наш, человеческий, а о флерианских «монстрах» да «пожирателях» мы куда больше зна… Так, где тут твоё творчество? – Поверх тараканьих абрисов «Вервольфа» проросло блеклое дерево каталогов; курсорная мартышка вопросительно застыла на разлапистой ветке. – Это? Ничерта себе! А попроще было нельзя? Ладно, всё едино уже поздно передел… ч-чёрт… Ладно. Следи: вдруг да ошибусь в чём-нибудь. Значит, ЭМИ-удар по сенсорной (для верности) команде, скажем, «F»; передача файла… как ты его – «ТАРАК»? Премиленькое название… Значит, по той же команде с задержкой… Двадцати милисекунд, наверное, хватит… Теперь наводка…
Путаница компьюторных каталогов сгинула; овал целеуказателя метнулся по насекомой образине «Вервольфа», замер на одной из антенн, полыхнул слепящим багрянцем…
А Изверов бубнил озабоченно:
– Нет, знаешь, давай-ка для страховки врежем сразу по обеим. А то кто его знает – может, комп неточно домысливает…
Под новую сверчковую трель сенсоров командная строка в нижней части экрана пошла споро набавляться в длину. И тут Чинарёв, пытавшийся дисциплинированно исполнять указание про «следи, вдруг ошибусь», опять попробовал дёрнуться. Ему показалось, будто линкор-капитан Виктор Борисович делает не то, о чём говорит. Верней, НЕ ТОЛЬКО то.
Ни голос, ни поведение Изверга, сосредоточенно вводящего последние коррективы в команд- программу, почти что не изменились. Единственно только левая пятерня экс-космоволка отпихнулась от подлокотника и намертво прилипла к Чинарёвской физиономии.
Вот теперь-то студиоз утратил возможность и дышать, и моргать, и видеть. Причём даже для обладателя древнегрекоегипетской мускулатуры шансы вырваться из этой мёртвой хватки равнялись нулю – оставалось лишь верить, что Изверов не вздумал на последних минутах жизни попробовать себя в роли садиста-душителя.
Пощёлкивание сенсоров ещё некоторое время продолжалось в прежнем неслабом темпе. Затем вдруг настало мгновение тишины; затем послышалось Извергово: «Ч-чёрт, а ведь это действительно ого-го… Но всё равно – выводы с экрана убрать, доложить через саунд. Экшн!» И тут же – знакомо деруший по слуху взвизг компьютера и новое «Ч-чёрт!» экс-космоволка. Не требовалось обладать талантами Шерлока Холмса для понимания: комп докопался до чего-то важного, а Изверг забыл, что комповский саунд миражит на недоступной восприятию частоте.
Потом Изверов сказал с какой-то глуповатой торжественностью: «Н-ну, всё. Пришло время команды „F“.»
Одиноко, но чётко, с оттяжечкой «кликнул» сенсор, стрекотнул и заткнулся системный блок, и тут же, в ответ на это «кликанье» и на этот стрёкот где-то в самом нутре бывшего LB-77 что-то простонало, но не как раньше, не жалобно, а победно, весело, злорадно даже; потом ещё раз коротко стрекотнула системка, и Изверг чуть слышно выдохнул: «Порядок. Что могли мы сделали.»
Пальцы левой линкор-капитанской руки немного раздвинулись, освободив Чиновы нос и глаза. Студент-практикант, фигурирующий в официальных документах под фамилией Чинарёв, получил возможность дышать.
А ещё он получил возможность видеть дисплей.
Там, на стеклистом четырёхугольнике не оказалось ни диверсионно-разведывательного таракана, ни звёзд, ни целеуказателя, ни командной строки… Там оказались только чернота и нестерпимо горящая в этой черноте крупная надпись: «Цыц!!!».
Пятерня экс-космоволка как-то незаметно убралась, совсем отпустила. Чин невольно вдохнул – глубоко, шумно – и тут же указательный линкор-капитанский перст предупреждающе ткнулся в монитор. Чинарёв истово закивал: дескать, не тупица, понял я, понял, молчу.
– Что могли, мы сделали, – повторил Изверг. – Теперь будем ждать результатов.
Он соскочил с подлокотника, принялся бродить по рубке – руки в карманах чуть ли не по самые локти, голова на каждом шагу мотается, словно бы жесткий мундирный воротничок не жилистую шею скрывает, а чахленькую пружинку…
Чинарёв устроился поудобнее и стал ждать. Пан или пропал, грудь в крестах или голова в кустах… Что там ещё напридумывала для такого случая посконная народная мудрость? И что всё-таки успевает почувствовать человек, превращаясь в стайку резвящихся электронов? Э, неча головенку сушить – похоже, про «что чувствует» мы скоро дознаемся.
– Кстати… – вдруг забормотал линкор-капитан, бродя. – Или, может, не очень кстати… Или очень некстати… Я понял-таки, кто тыкался в твоих «таракашек-букашек». Точней сказать бы, не «кто», а «что». Впрочем, твоей вины тут процентов на девяносто: плохо знаешь стандартное бортовое обеспечение (про- грам-мист!) и привил здешним самообучающимся счетно-логическим умникам условный рефлекс реагировать на жаргон. В чиф-процессор, ведающий профилактикой жизнеобеспечения, зашито периодически отлавливать по всей борт-сети, накапливать и систематизировать информацию, касающуюся его профиля. Сан-состояние среды нашего с тобой обитания к оному профилю относится однозначно. Вот он, процессор, очевидно шарил, шарил, да и наткнулся (думать надо, как файлы называешь). Вот… Программа-поисковик расквасила нос об твой паролишко и, наверное, автоматом отаппелировала к центральному брейну – как к самому умному из всех досягаемых дураков. А он, дурак-то, и рад стараться… Вот оттого, небось, все так по-идиотски и выглядит, – заключил Изверг, после чего сделал наиподлейшую из возможных подлостей: заткнулся.
Бог весть, сколько времени длилась похоронная молчанка. Наверное, не очень долго, потому что Чин всё-таки не успел сызнова довести себя до отвратного потливо-трясучего страха. То есть он непременно успел бы, не вздумайся вдруг Изверову тихонько спросить:
– Почему ты не сопротивлялся?
Студент Чинарёв приподнял голову:
– А?
– Почему ты не сопротивлялся, когда я зажал тебе рот?
