он сделать и пары шагов, как Изверов решил продолжить беседу:
– Кстати, откуда у вас кличка такая – Чин-чин? Странная какая-то кличка, право слово…
– А, это очень интересный вопрос, – охотно отозвался практикант, оборачиваясь. – Во-первых, «чин» то ли по-корейски, то ли по-лаосски значит «рыжий», а я, как можете видеть, на этом языке получаюсь не просто чин, а именно что чин-чин. Во-вторых, я очень люблю чинзано. Понимаете, этот божественный напиток просто невозможно пить под «ваше здоровье» или какое-нибудь там «прозит». Чинзано следует пить только под «чин-чин», иначе это будет уже не чинзано. Ну, а в-третьих, если вы обратили внимание, подобная кличка вполне может происходить от первого слога моей фами…
Не трудясь дотерпеть до конца этого пространного путешествия к истокам Чин-чиновой клички, Изверг задал новый вопрос:
– А к романсам Молчанова вы как относитесь? Я тут давеча специально вызвал на саунд «Путь» – как он вам?
– Романс хорош, только название подгуляло, – безмятежно ответствовал Чинарёв. – «Муть» было бы гораздо точнее.
Отставной герой космоса вновь присел на подлокотник и сунул руки в карманы. И сказал:
– Странно. Я полагал, что вам должно нравиться. Вообще, знаете, у вас с этим вундеркиндом Матвеем Молчановым очень много общего. Он, представьте, наряду с сочинительством одно время тоже увлекался программированием, шнырянием по Интерсети, лазанием в запретные файлы… К семнадцати годам Матюша уже считался весьма лихим хакером. И кличка у него была, вроде вашей, занятная: Чингизхан. Причём не просто так Чингизхан, а Гунн Вандалович.
– Очень интересно, – деревянно выговорил студент Чин-чин. – Я могу, наконец, идти?
Виктор Борисович высвободил руки и всплеснул ими:
– Ну вот, только разговорились, а вы уж идти… Нет, пока не можете. О чём я?.. А, так вот этот Молчанов, он же Чингизхан Гэ Вэ тоже когда-то вломился в файлы Промлиги. Только он не как вы, не игрушек ради. Он, в частности, предотвратил использование Лигой аннигиляционных боеголовок против горпигорских колонистов на Центавре-шесть. Очень остроумно предотвратил. Знаете, как?
– Объявляется нулевая готовность, а в центре управления все экраны вместо таблиц наведения на цель показывают порнографические комиксы, – студент Чинарёв подавил мечтательный вздох и торопливо разъяснил:
– Я читал об этом.
– Ах, читал? – понимающе закивал Изверг. – Газеты, небось, сводки новостей… А я вот имею доступ к более компетентным источникам. Работа у меня, знаете ли, однообразная, а с былых лет остались обширнейшие знакомства, и Сеть даёт неограниченные возможности для поддержания этих знакомств…
Так вот, продолжим.
Вскоре после своего подвига Чингизхан Молчанов совершил ещё один благородный поступок: согласился выступить свидетелем на процессе о нарушении Лигой межрасового запрета на использование сверхразрушительных вооружений. Правда, отдельные очернители полагают, будто двигали им только низменные мотивы. Якобы за срыв аннигиляционной атаки горпигорцы заплатили господину Молчанову сумасшедшие деньги; Интерполу он сдался, спасаясь от мести Лиги; свидетельствовать согласился, чтоб избежать суда за свои хакерские подвиги… Ну, да бог ему прокурор. Дело не в этом, – Изверов встал и принялся рассеянно бродить по рубке. – Дело в том, – продолжал он на ходу, – что Интерпол по программе защиты свидетелей пристроил Чингизхана Молчанова под вымышленной фамилией студентом в ваше училище. Правда, защита получилась с изъянчиками. Фамилию ему выбрали неудачную, созвучную с хакерской кличкой (не то Чинарик, не то Чинарский, не то еще как-то в этом же роде); информацию о нём от великого ума сообщили руководству училища, а теперь даже студенты начинают что-то подозревать… Наверное, все потому, что процесса ждали со дня на день, а он всё откладывается да откладывается…
Виктор Борисович замер посреди рубки и тяжело уставился на Чин-чина:
– Я вот к чему тешу вас этими басенками, друг-студиоз. Зарубите себе на носу следующие обстоятельства. Первое: на этот блокшив меня не упекли (когда следующий раз станете со своими коллегами перемывать мне кости, затыкайте интерком подушкой). Я сюда напросился сам – этот корабль слишком много значил для меня, когда ещё был кораблём. Второе: я очень не хочу, чтобы из-за глупости дуреющего от скуки хакера пострадали ваши ни в чём не повинные сокурсники…
– И некто Изверов, – хмуро вставил Чин-чин.
– Да, представьте, судьба некоего Изверова мне тоже не безразлична, – кивнул отставной космоволк. – Так вот: ещё одна хакерская выходка на моём корабле, и я доведу до сведения функционеров Промышленной Лиги (среди них у меня тоже есть добрые знакомые)… Ну, вы наверняка понимаете, что именно я доведу до их сведения. Причём без малейших угрызений совести – они и так вот-вот вычислят господина Молчанова-Чингизхана. Поняли меня?
– Понял, – практикант скрипнул зубами. – Только вот вам небольшая добавочная информация об этом пресловутом Молчанове. Говорят, он довольно легко поддаётся на уважительные уговоры, на душевные просьбы… А вот когда его хватают за горло, этот дурак обязательно старается сделать наоборот. Представляете? Даже в ущерб себе – наоборот. – Он шагнул было к выходу, но приостановился:
– И вообще, вы, чем драться с тенью, лучше бы тараканами занялись. По кают-компании так и шмыгают.
Изверов уже сидел перед компом.
– Нереально, – пробурчал он, тыкая пальцами в сенсоры контактора. – Хоть человечество и сумело достичь пределов галактики, но против тараканов наша мудрая наука и могучая техника покуда бессильны.
– И против хакеров тоже, – тихонько сказал Чин-чин, закрывая за собой люк.
2.
Слушанье оказалось закрытым.
Просторная коробка судебного зала (серые ноздреватые стены без единого проёма, без единой щелочки даже); кучка судейских – его честь, прокурор, адвокат, всякие другие (чёрт знает, как они называются и для чего они здесь нужны)…
С первого же взгляда – ещё до того, как могучая лапа великана-охранника отшвырнула его от стены – он понял, что дело швах.
Здесь все как нарочно подобрались один к одному: чёрные лоснящиеся верзилы. Как нарочно… Господи, да почему же «как»?! Всё явно уже решено; это не суд, а так, лицедейство. Досадная, ничего не решающая формальность.
А его честь уже тянется к колокольчику:
– Начинаем! Требую тишины! Слово предоставляется обвинению!
Вот так, сразу?! Эге, кажется здесь никакое не лицедейство. Кажется, здесь самый что ни на есть балаган.
Прокурор даже не дал себе труда встать:
– Я полагаю, ваша честь, что этот никчемный рыжий замухрышка виновен прежде всего в том, что являет собой мерзостный злобный шарж на облик подлинного венца творения, – выговаривая последние слова громилоподобный прокурор самодовольно огладил лапищей свою физиономию, цветом и блеском напоминающую парадный президентский мобиль. – Что же касается гнусности, приведшей его в этот зал, то даже высшая мера кажется мне чересчур мягким приговором! Я расцениваю его поведение как угрозу всему нашему образу жизни!
Проклятый расист! Небось, сделай то же самое кто-то из чёрных – только пожурили бы. А тут…
Надтреснутое дребезжание колокольчика.
– Достаточно! Слово предоставляется защите.
– Буду краток, – адвокат рассеянно теребит холёные усики. – Таких, как мой подзащитный, я бы шлёпал на месте без следствия и суда.
Его честь снова хватается за колокольчик:
– Напоминаю: ваша обязанность – защищать.
– Я и защищаю! – пылко отвествует адвокат. – Я защищаю вековечные устои всего нашего
