критицизма. К тому же и в этом рассказе, и в «Лете Господнем» очень сходное место действия.
В рассказе место действия – средняя предпринимательская семья, и в романе – средняя предпринимательская семья. А то, что в рассказе предприниматели торгуют скотом (прасолы), а в романе предприниматели – подрядчики и берут заказы на выполнение плотницких и прочих работ, не имеет большого значения.
И вот, читая рассказ, нельзя отделаться от ощущения, имея в виду описываемую действительность, что мы имеем дело с чем-то неприятным, сонным, грязным, тупым, от чего хочется скорее уйти, убежать, уехать.
«День был жаркий, ленивый, даже не катались на лодке, но за ужином ели много, как всегда. И кушанья были обычные, тяжелые: студень, язык с тертым картофелем, жареная баранина; а Матрена Тимофеевна доела даже оставшееся вымя…
Была она тучная, расплывшаяся книзу, и в темно-зеленом капоте напоминала репетитору Васину земляную жабу, которую он видел сегодня в канаве. Ела жадно, почмокивала и сопела, и ему казалось, что помрет она как-нибудь вдруг, за столом, и непременно с куском во рту… С залитой скатерти и с тарелок тяжело пахло салом…
Она подошла так близко, что он слышал резкий запах духов или мыла, напоминавший ему монпансье…
От них как будто попахивало бычьим потом сквозь душные крепкие духи… И бумажники у них были подсалены, и лежали в этих бумажниках как будто подсаленные кредитки… За эти дни набивался такой угар, что порою начинало казаться: нет никакой другой жизни, а вот ездят эти щекастые молодцы в город, что-то там вытворяют с быками, шумно жируют по летним садам, навещают своих штучек, а потом катят сюда с кульками…
Грушка, в розовой кофточке, колола косарем грязный лед у кухни – готовили мороженое…
В начале аллеи сидел в кресле, под кисеей огромный Максим Семеныч, одолеваемый мухами, которые тянулись за ним и сюда с огородов по запаху…
В бутылках под окнами гулко звенели мухи…
– Ну и разжирел ты… как хрущ…
– Главное дело, харч у нас вольный… Студню, лапши там… навсягды с рубцом, или еще там чего…без препятствия… Солонины невпроворот, свое все…Прямо вольный у нас харч!
Говорил „х-харч“, и как будто закипало и сочилось у него в горле…
Из двери выскочила худая кошка и пошла прыжками в ягодный сад».
Так вот. И мухи, и запахи, и даже кошка худая. Почему же она худая, если дом полон мясной еды? Так уж все должно быть неприятно, ущербно, грязновато. Идиотизм российской действительности. Веление времени. Мода. Критический реализм.
И в «Лете Господнем» много всякой еды и, так сказать, быта. Строго говоря, и весь роман построен на быте Замоскворечья со всеми его атрибутами. Но есть такое понятие, которое ввели в обиход, кажется, англичане, – «ласковый реализм». Так вот, «Лето Господне» – ласковый реализм. Ласковый по отношению ко всем без исключения персонажам, к дому, к семье, к Москве, к России.
Даже к огурцам-желтякам и к серой капусте. Судите сами.
Происходит в России, в Москве, в Замоскворечье осенняя солка огурцов.
«Выкатила кадушки скорнячиха; бараночник Муравлятников готовит целых четыре кадки; сапожник Сараев тоже большую кадку парит. А у нас – дым столбом, живое столпотворение. Как же можно: огурчика на целый год надо запасти, рабочего-то народу сколько! А рабочему человеку без огурчика уж никак нельзя: с огурчиком соленым (напомним, что писались эти страницы в Париже, где соленых огурцов не бывает, только в уксусе. –
Павел Ермолаич, огородник, пригнал огурца на семи возах: не огурец, а хрящ. Пробуют всем двором: сладкие и хрустят…
– На чистые рогожи отбирай, ребята!.. Бабочки, отмывай покрепше!..
Плотники одобряют крупные, желтяки. Такие и Горкин уважает, и Василь Василич, и старичок лавочник Юрцов: пеняют даже Пал Ермолаичу, что желтяков нонче маловато. А я зеленые больше уважаю, с пупырками. Нет, говорят, как можно, настоящий огурчик – с семечками который, зрелый: куда сытней, хряпнешь – будто каша!»
«…А вот и другая радость: капусту рубим!.. (Опять же напомним, что в Европе квашеной капусты не знают. Они заливают ее рассолом, и получается капуста – соленая. Но чаще, конечно, маринуют. –
Двадцать возов капусты, весь двор завален: бело-зеленая гора, рубить – не перерубить… В том корыте серую капусту рубят, а в нашем – белую. Туда отбирают кочни позеленей, сдают зеленые листья с нашей, а в наше корыто кидают беленькую, „молочную“. Называют – „хозяйское корыто“. Я шепчу Горкину: „А им почему зеленую?“ Он ухмыляется на меня:
– Зна-ю, чего ты думаешь… Обиды тут нет, косатик. Ваша послаще будет, а мы покрепчей любим, с горчинкой, куда вкусней… и как заквасится, у ней и дух пронзей… самая знаменитая капуста наша, серячок- то…»
Ну, еще одну картиночку из «Лета Господня»: отец мальчика Вани Шмелева заказывает своему приказчику продукты для обеда на масленицу.
«– У Титова, от Москворецкого, для стола – икры свежей, троечной, и ершей к ухе. Вязиги у Колганова
