Да, именно так… А об ее ответе я позабочусь.
Рамирес-Грэм закрывает глаза. Когда раздается звонок, он не понимает, сколько прошло времени. Смотрит на часы – десять утра. Это Баэс, а с ним девушка с растрепанными каштановыми волосами и недоверчивым взглядом. Он знает этот тип, встречал в кафешках Джорджтауна. Она абсолютно не похожа на своего отца, думает он. Встает, впускает их в дом и предлагает присесть.
– Большое спасибо за то, что ответили нам так быстро, – говорит Рамирес-Грэм, отпивая холодный кофе. – Нам нужно побольше таких людей, как вы. Особенно в эти дни, когда кругом царит хаос.
– Я пришла не ради какой-то там абстрактной родины, – она нервно сжимает руки, – и не обращайтесь ко мне, как к ребенку, этакими отеческим тоном. Люди из Коалиции кажутся мне слабаками; они умеют только отрицать все и вся, не предлагая ничего взамен. Но я и не особо расстроюсь, если Монтенегро повесят на фонаре. Я, знаете ли, не его поклонница.
Так, так, так… У девушки широкие взгляды. И к тому же она честолюбива, чем выгодно отличается от своего отца.
– Тогда почему вы пришли, позвольте спросить?
– Потому что Кандинский виновен в смерти Рафаэля, хакера, которого я очень уважала. А также в смерти двух других хакеров. Их убили в этом месяце.
– Интересно, – вмешивается Баэс, – мы этого не знали. Что за Рафаэль?
– Я не знаю.
– Баэс, – говорит Рамирес-Грэм, – выясните, какой информацией об этом мы располагаем. Не может быть, чтобы мы ничего не знали.
– А два других хакера… – говорит Баэс, внимательно глядя на нее. – Вивас и Падилья. Я читал то, что вы опубликовали на своем сайте. Нам удалось узнать, что они были простыми хакерами средней руки. Нет ничего, что связывало бы их с 'Сопротивлением'. Тем более их смерть.
– Ничего и не будет, – отвечает Флавия. – Вам пришлось бы копаться в бесконечной переписке, которая ведется в приват-чатах. И искать их псевдонимы, ники и все такое. Доверьтесь мне.
Баэс наблюдает за ней с насмешливой гримасой. Рамиресу-Грэму нравится его профессионализм. Иногда ему удается найти людей, которые могут принести реальную пользу. Но он признает, что сам не является для того же Баэса хорошим примером. Возможно, ему следовало оставаться в пустом офисе и в одиночку работать с ускользающими алгоритмами, вымещая на них всю свою злость (и тогда ломались карандаши, летели тетради и калькуляторы, доставалось и компьютерным мониторам).
– Такие, как Кандинский, подрывают репутацию хакеров, – продолжает Флавия. – Если мы его не остановим, последуют другие жертвы. Он настоящий маньяк, и его место в тюрьме.
– Я удивлен, – говорит Рамирес-Грэм. – Вы первый человек, кто говорит о Кандинском плохо.
– К тому же, – вставляет Баэс, – идеи, за которые он борется, ошибочны.
– Идеи как раз хороши, – возражает ему Флавия, – ошибочны методы. Кандинский не приемлет ни чужого мнения, ни возражений. Он воспринимает их как личное предательство. И не считается с этикой хакеров.
– Извините, но людям, действующим на грани запретного и дозволенного, всегда не хватало этики.
– Хакеры слишком поглощены потоком информации, которую пропускают через себя. Они взламывают компьютерные системы для того, чтобы открыть то, что не должно оставаться скрытым, и потом делятся информацией со всем миром. Организации вроде вашей по самой своей природе – их злейшие враги. А люди вроде вас – полная противоположность им. Вам никогда их не понять.
Выражение лица Баэса меняется, уголки губ опускаются, скулы напряглись; видно, что сначала он считал рассуждения Флавии сущей бессмыслицей, но потом волей-неволей восхитился решительностью ее высказываний.
Рамирес-Грэм не хочет вступать в дискуссию.
– Что потребуется вам для работы? – спрашивает он. – Мы можем предоставить в ваше распоряжение наши лучшие компьютеры. Любой офис. Естественно, мы будем вам платить. Не знаю, сколько вы получали раньше, но уверяю, что мы вам заплатим больше.
– То, что мне будут платить, это хорошо. Но я предпочитаю работать у себя дома. Мне потребуется вся архивная информация о Кандинском, которой вы располагаете.
– Мы дадим вам весь материал, относящийся к 'Сопротивлению', – говорит Баэс. – Но мы подозреваем, что на вашем сайте 'Риэл-Хакер' уже имеются все нужные сведения и мы не сможем сообщить ничего нового для вас.
– И вот еще что, – говорит Рамирес-Грэм, – вы действительно уверены в том, что смерть хакеров на совести Кандинского? Сеньорита, такое впечатление, что вы действительно знаете больше, чем мы.
– Меня это нисколько не удивляет, – отрезает девушка.
И этим резким мгновенным ответом напоминает ему Светлану.
Глава 13
Под дождем судья Кардона открывает калитку и заходит в дом, где находится Альберт. Он пересекает сад и поднимается по лестнице. Трогает вьюнок на стене; несколько сухих листьев падают на землю. Дверь второго этажа закрыта. Он с силой толкает ее, прижимая платок к правому глазу. Кровь еще течет, но уже не так сильно. Зрение Кардоны затуманено, а боль настолько сильна, что ему ясно: рана действительно серьезная. Он сделает все, что должен сделать, а уж потом у него будет время на все, и на визит в клинику – тоже. От дождя его волосы взлохмачены, по щекам стекает вода. Охранник открывает дверь: у него вытянутое лицо, красные глаза и бледно-розовая кожа. Кардона догадывается, что он альбинос. У него был такой же товарищ в школе, и ребята доводили его до слез своими насмешками. Говорили, что он такого же цвета, как туалетная бумага. Что Бог раньше времени вынул его из печки. Кардона тоже участвовал в этих издевательствах. Если бы тогда он знал, что однажды покроется этими ужасными красными пятнами и дети станут оборачиваться ему вслед! Спустя годы после совершения неблаговидных поступков нас вдруг настигает жгучий стыд. Словно по прошествии некоего времени мы получаем заслуженный плевок в лицо… Охранник пропускает его, с неприязнью глядя на мокрые следы от его ботинок. Кажется, он вот-вот попросит посетителя снять обувь, но затем молча садится на свой стул возле колченогого стола. Кардона смотрит на облупившиеся стены, где висят прошлогодний календарь и картины с видами Рио-Фугитиво, с его мостами, рекой и горами цвета охры. Несмотря на резкий характер, у меня все же есть сердце. Не будем обращать на это внимание; совершенно точно, кто-то развесил здесь всю эту 'красоту' именно для Альберта, хотя не исключено что это мог быть и прежний хозяин дома. Ведь Альберт был доставлен сюда в смирительной рубашке, мозг его превратился в желе от постоянной работы с цифрами и кодами. На столе лежит тетрадь с заметками и стоит черно-белый телевизор. Кардона, стоя перед ним с кейсом в руке, смотрит трансляцию столкновения демонстрантов с полицейскими. Странное, почти фантастическое ощущение – видеть на экране события, в которых принимал участие несколько минут назад. Ему показалось, что на какой-то миг он сам показался на экране в сопровождении полицейского.
– Вам назначено?
Он отрицательно качает головой. Вопроса более абсурдного не придумаешь. Словно дворецкий, сохраняющий невозмутимость даже тогда, когда его господин корчится в агонии. Или этот вопрос подразумевает, что Кардона должен сообщить о цели своего визита к Альберту? У охранника сонные глаза. Ботинки блестят, оливковая форма словно только что выглажена, на голове зеленая кепка. Время от времени он украдкой поглядывает вниз, чтобы удостовериться, что только что вымытый пол не закапают кровью и не оставят на нем лужу. Должно быть, он из сельской местности. Естественно, на него всю жизнь смотрели как на невиданного зверя, полагая, что рождение альбиноса – небесная кара всей деревне. Может, просили священника изгнать из него бесов… Охранник просит его удостоверение. Мокрой рукой судья его протягивает.
– Дождь попортил его.
– Верно. Кажется, сегодня все складывается как нельзя хуже. Мне нужно было остаться в отеле.
