К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

защищать вас, японцев, и вас, айнов, от иностранных кораблей, которые вас часто обижают. С этими намерениями мы здесь посе­лимся.

Переводчик медленно переводил, и айны удовлетворенно кивали головами, а затем в знак гостеприимства и дружбы замахали над головами ивовыми метелочками. Японцы опу­стили обнаженные сабли.

С удивлением смотрел Буссе, как айны предупредительно и усердно помогали матросам высаживаться, таскали на бе­рег багаж, фальконет и пушку, помогали устанавливать флагшток

– На молитву! – скомандовал Невельской.

Все встали на колени. При пении «Спаси, господи», ски­нув шляпы, неуклюже вставали на колени и айны. Когда же Невельской и Буссе стали тянуть кверху флаг, а с корабля при матросах, картинно и дружно разбежавшихся по вах­там, грянул салют и раздалось дружное «ура!», закричали и развеселившиеся айны, подкидывая вверх метелки.

Торжественное собрание состоялось в большом сарае с бумажными окнами. Невельской повторил, что целью во­дворения русских являются защита и порядок, и изложил это, по просьбе японцев, письменно для отсылки на остров Матсмай, а затем пригласил трех японцев и двух айнов с со­бою на корабль. На берегу остался караул под командой Рудановского.

Ожидавшие расправы с японцами айны были разочарованы, стали шуметь, грозить кулаками.

– Они нас ограбят и растерзают, – шептали Невельскому японцы, кивая в сторону айнов.

– Не бойтесь, – пообещал Невельской и, обратившись к айнам, сказал:

– Мы пришли к вам с миром, а нарушителей порядка немедленно, тут же, на глазах у всех, накажем!

Это подействовало, толпа успокоилась и приняла участие в песнях и плясках матросов.

– Айны уверены, – сказал на обеде старший из япон­цев,– что вы им разрешите разграбить наши склады.

– Нет, этого не будет, – твердо заявил Невельской, – не позволим. Но и вам тоже не позволим обижать айнов.

Ночью японские склады охранялись русскими часовыми, а утром команда разместилась в уступленных японцами сухих помещениях.

Первый на Сахалине пост, Муравьевский – так назвал его Невельской – был снабжен своими и японскими товара­ми и припасами, как ни один пост на Амуре. На постройки японцы предложили купить у них несколько сот бревен. Один готовый сруб доставил на себе «Николай».

«Ну что же, – с горькой усмешкой думал о себе в треть­ем лице Буссе, – семьдесят недисциплинированных русских мужиков, триста бородатых дикарей в собачьих шкурах, два десятка японцев с верованиями и обычаями пятнадцатого ве­ка, один невоспитанный и грубый моряк в офицерской фор­ме да пьяница приказчик – вот и все общество, в котором придется вращаться пажу его величества долгие месяцы, а может быть, и годы!»

Он злобно ворошил ногами стружки и обрезки, покрики­вая на складывающую дом команду.

«Надо было бы, конечно, отдаться работе... Но какой?..» Паж его величества вскоре убедился, что делать он ничего не умеет, и стал завидовать и Рудановскому, для которого открывалось широкое поле исследования берегов, заливов, бухт, нанесения их на карту, географическое изучение стра­ны; и приказчику Самарину, который должен изучать торго­вые возможности и устроить и развить торговлю – тут и постоянное и близкое деловое общение с людьми и разнообра­зие впечатлений... Завидовал и японцам, которые проводи­ли время в хлопотах о предстоящем сезоне – искали покла­дистых рыбаков, айно, которых живо приручали и держали на положении рабов, завидовал даже айнам, которые жили у себя дома...

Оставалась необученная команда, но эта команда счи­тается морской! Неужели и ее уступить лейтенанту Руда­новскому? Что же делать тогда ему, майору Буссе? Муштро­вать ее?

Буссе занялся строительством: строились три дома, хлебопекарня, редут, две батареи. Купленных у японцев бре­вен не хватало, рубили лес. За шесть верст люди таскали на себе тяжелые бревна. Собаки помогали плохо: мало было снега. Дорога – с горы на гору. Люди выбивались из сил.

Питание было неплохим – оно состояло из большого количества солонины, ячневой крупы и мучной болтушки. Но оно было лишено свеженины, зелени, овощей, кореньев. Буссе спохватился только, когда половина команды стала еле бродить, охваченная цингой, только тогда он вспомнил об охоте. А кругом были и медведи, и олени, и козы, и тучи пернатых!

От первого салюта сахалинской батареи, что на Муравьевском посту, 29 сентября 1859 года прошло всего три меся­ца. Приходил «Иртыш» с высланным на берег нетрезвым, по мнению Буссе, офицером. Буссе были противны «эти опу­стившиеся и грубые моряки», он постарался тотчас, не давая им сойти на берег, отправить их на зимовку в Император­скую гавань...

«И без того Рудановский не признает никакого подчине­ния, а тут мог бы получить товарищескую поддержку: эта морская банда держится дружно, да и славу пустят дур­ную...»

Прибыл Орлов, пройдя зигзагом с западного на восточ­ный берег, вдоль почти всего Сахалина, и привез успокаи­вающие сведения о настроениях северных айно и неутешаю­щие – о японских происках в ближайших селениях; Буссе отправил на «Иртыше» заодно и Орлова: зачем ему этот се­деющий, обросший, как айно, какой-то поручик из штурма­нов, даже не из дворян? Ему, пажу его величества, гвар­дейцу, во всяком случае не пара.

Не веселило и окружающее общество. Приемы у япон­цев и айновских старшин – «праздник медведей», собрание старшин, с которыми японцы в сношениях, – скучно!.. Не веселили дальние бесцельные прогулки, да и опасно. С лей­тенантом Рудановским, которого он лишил права распоря­жаться людьми, лодками, права самостоятельно намечен­ных экспедиций, он вообще порвал всякие отношения, кро­ме службы, и бывал счастлив, когда Рудановский уходил в свои скитания надолго. «Двух хозяев в доме быть не должно!»

С беспокойством ожидал Буссе ранней весны: будет яр­марка в трехстах верстах к северу, в селении Нойоро, съе­дутся айно, японцы, маньчжуры и гиляки и даже дальние орочи. Придут за рыбой японские джонки... «Надо было основать пост севернее, на берегу Татарского пролива, вблизи к торговому узлу, и, таким образом, действительно показать свои миролюбивые цели, а не дразнить японцев и айно своим военным флагом над главным селением в за­ливе Тамари-Анива!» – Буссе решительно осуждал распоряжения Невельского.

А между тем благодаря штурманскому поручику Орло­ву – не из дворян, кипучему лейтенанту Бошняку и неспо­койному, неуживчивому лейтенанту Рудановскому все яс­нее и яснее выступало лицо Сахалина: богат желанным уг­лем высокого качества и легкодоступными металлами; есть даже золото, есть глубокие, хотя и небольшие, бухты, судо­ходные реки; изобилует лесами, особенно хвойными, пушным зверем; незанятые пространства годны для земледелия; несметно богат рыбой, а что важнее всего, мирное, доброе, никому не подчинявшееся население хорошо распо­ложено к русским. Толковые карты и промеры дополняли рассказы. И все это сделали «несносные и грубые» Орловы, Бошняки, Рудановские!

Для зараженного снобизмом, только что покинувшего блестящий гвардейский полк, жаждущего беспечной жизни и крупной карьеры майора Буссе несколько опасное поло­жение на Сахалине казалось тюрьмой. Он мечтал о появлении здесь эскадры графа Путятина, о которой слышал еще в Петербурге, но она не приходила. Муравьев обещал ему адъютантство при себе, но, конечно, забыл, уже давно взял себе другого.

22. ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ УДАРЫ

К началу навигации 1853 года в северной половине Тихого океана, как это бывало и раньше, корабли всех наций вдоль и поперек бороздили обширные его пространства. Картина, казалось, не изменилась: одни спешили к американским берегам, чтобы освободиться от груза и получить взамен новый, другие – за тем же самым бежали к китай­ским берегам, третьи – устремлялись на север, вдоль азиат­ских берегов, к Берингову проливу.

Приходили сюда из Европы, кратчайшим путем, огибая Америку с юга, вокруг мыса Горн, приходили