Художественные вкусы покойной светлости поражали разнообразием.
Все же в ограбленном кабинете нашлось кое-что любопытное, стоило лишь нагнуться. К ножке стола сиротливо жалась стопка книжиц в сафьяновых переплетах. Видимо, нашли их в ящиках, не сочли достойными внимания и бросили, как попало. Ванзаров кропотливо раскрыл каждую. И не пожалел.
Первая рассказывала о способах выездки.
Вторая – история чемпионатов по гребле между Оксфордом и Кембриджем.
Но вот третья оказалась планом-календарем: вещица полезная, английская, но российскому духу глубоко чуждая. Каждый лист представлял месяц в виде разлинованных квадратиков с указанием числа, дня, выпадающей праздничной даты Британской империи и фазы Луны. Верхнее поле отводилось живописным картинкам истории королевского флота.
Пометки в календаре делал князь не часто. Предыдущая часть года оказалась девственно чиста: вроде как ни забот, ни хлопот. Но вот августу повезло. Дел явно прибавилось, перо Его светлости изволило оставить целых две записи. На квадратике десятого числа: «X day», а шестого: «СПВ-› legacy [3]». Что любопытно, отмеченное время – «2 p.m.» – совпадало с нежданным появлением чиновника сыскной полиции, как и того самого визитера с приметинкой на лице.
Незваный гость вернул спортивную литературу ковру, а вот дневник сунул себе за спину, туда, где труднее прощупать спрятанную вещицу в случае чего. И, незамеченный никем, покинул особняк.
Около Мариинского театра гоголем вышагивал Николай Карлович, выпуская пар после боя с филерами. Увидев Ванзарова, кинулся навстречу:
– Ну, как?
– В особняке побывали до нас, – сообщил правду Родион Георгиевич.
– Выходит, все напрасно…
– Вовсе нет. Я знаю, кто убийца.
– Да? – Берс явно ожидал продолжения, но его не последовало.
Коллежский советник дружески похлопал по плечу добровольного помощника и сказал:
– На сегодня служба окончена. Завтра мне понадобитесь.
– А вы…Что будете делать?
– Пойду получать наследство.
Августа 8 дня, около шести, +21° С.
Контора на Невском проспекте
Когда на голову падает наследство, тут уж надо не зевать, а хорошенько подмазать, чтоб все документы выправили в срок. В этом деле нотариус – важнейшая птица и практически неподкупная. Особенно если мелкими купюрами. Господин Выгодский, стряпчий по мировым и наследственным делам, соблюдал сей неписаный закон свято, отчего имел на животе массивную цепочку чистого золота.
Он взглянул на циферблат, щелкнул крышечкой, приятно потянулся всем телом, разгоняя засидевшуюся кровь, и подумал закрывать лавочку.
Хлопнула дверь, объявился незнакомый господин плотного сложения, украшенный кошачьими усами. Не сказать, чтобы взгляд его вызывал тревогу, но было в нем что-то хищное и, прямо скажем, опасное. Стряпчий насторожился.
– Сергей Пионович, если не офибаюсь? – спросил господин довольно любезно.
Выгодский слегка поклонился и поинтересовался, с кем имеет честь.
Гость назвался и тут же сел без приглашения.
– У меня к вам маленькое дельце, – сказал он, приятно подмигнув.
Такому намеку господин стряпчий всегда готов был служить.
– Вот и послужите – согласился посетитель. – Я хотел бы ознакомиться с завефанием князя Одоленского, причем с окончательным вариантом, который был собственноручно составлен его светлостью и заверен вами в минувфую субботу.
– Вы кто? – испуганно спросил крючкотвор.
– Наследник. – Господин выразился таким тоном, что стряпчему, ну, прямо хоть под стол лезь.
– Извольте вторую половину завещания… – кое-как выдавил он.
– Поверьте мне на слово, что вам стоит? Вы ведь не только документик состряпать можете, но и с порохом обрафаться обучены, как никак, Горный институт оканчивали, в Министерстве земледелия и государственных имуфеств служили, пока не выгнали за кражу. Не так ли, «Пенелопа»?
Выгодский сидел совершенно неподвижно, как мумия, всматриваясь в пришельца, и лишь спустя ужасно долгую минуту изрек намеренно спокойно:
– Как меня нашли?
– Это несложно. – Господин расстегнул пиджак и вытер вспотевший лоб. – В каждой книжной лавке предлагается замечательный справочник «Весь Петербург за 1905 год», а господ, занимаюфихся наследством, да еще с милыми моему сердцу инициалами «С.П.В.», не поверите, только двое. Потом думаю, дай-ка телефонирую старому приятелю в Министерство имуфеств, вдруг кто из двоих служил по Геологическому комитету и знает, как взрывается йодистый азот. И такая удача – точно, служил. А еще, господин стряпчий, у вас на щеке такой фрамик приметный и папка солидная, что забыть их никак невозможно. Раз в дверях увидифь – навсегда!
Выгодский пытался издать звук, но вырывался лишь храп. Гость даже предложил промочить горло стаканом воды. Но стряпчий зло отмахнулся:
– Что вам надо?
– Суфую малость, Сергей Пионович. Не буду пытать, как убили Менфикова, это и так ясно: посыпали струны незаметным порофком, добавили внутрь скрипочки – и готово дело. Интересует меня другое: как могли знать, что фтабс-ротмистр будет играть нужную пьеску, да ефе под арестом? Это первое. Далее: за что приговорили беднягу, он ведь с князем вроде удачно справился. И самое любопытное: как собираетесь объединять старую и новую кровь, открыв зарю России?
Выгодский поглядел в окно: веселый Невский бурлил, готовясь недурно провести вечерок.
– Почему я должен отвечать вам, полицейскому иезуиту?
– Да, инквизитору, в конце-концов!… – раздраженно заметил Родион Георгиевич и оправил усы. – Впрочем, если желаете, могу вызвать милого жандармского ротмистра. Мы с ним семьями дружим. До крайности интересуется он «Первой кровью». Выбирайте.
– Что можете знать про кровь? – вдруг улыбнулся Выгодский. – Так я отвечу, господин Ванзаров: ровным счетом ничего. Даже не представляете, о чем смеете говорить. Накопали фактики? «Охранкой» меня пугаете? А если – я вот такой, толстый с ряшкой оплывшей, с виду подлый и трусливый, взятки берущий, лоб свой за начальника подставивший и теперь клеймо вора терпящий, возьму и плюну вам в лицо? Что сделаете? А ничего. Пустота. Нет у тебя ничего, дружок.
Коллежский советник разгладил коленку и вдруг спросил:
– Лет вам, Сергей Пионович, думаю, меньфе тридцати?
– Двадцать шесть. Вам что за дело?
– Есть силы послужить отечеству, а возможностей нет? Наполеоновское сердце бьется в клетке. Хочется великих сверфений, побед и грома литавров. Даже семью не заводите ради великого будуфего. Понимаю, сам такой.
Выгодский от души хлопнул ладонью по столу:
– Врешь!
– Подлостям не обучен, – твердо сказал Ванзаров. – Но знаю: начатое кровью – в крови и потонет. Закон и только закон, как ни был бы плох, рефает, чему быть, а чего миновать.
Стряпчий засмеялся так, что запрыгала цепочка на животе. Сергей Пионович отер набежавшую слезу и сказал:
– Вот потому, дружок, ты и бродишь в трех соснах. Иди с богом, нечего тебе тут делать.
