Надеждинской. На сидение лежала кожаная куртка, шлем с очками и перчатки с крагами. Водитель попросту скинул одежку и ушел проходными дворами. Простой, но ловкий обман.
Джуранский с брезгливой миной разложил вещественные улики.
Даже беглого осмотра хватило, чтобы установить: вещи принадлежали, без сомнения, Одоленскому. Их всего лишь одолжили. Вот, зачем модный костюм пропал из особняка!
– Прекрасно, Мечислав Николаевич, результат великолепный, – подбодрил Ванзаров. – Отчего мрачны?
– Филеры от мастерской Кортмана прислали донесение: птичка упорхнула.
– Упустили?!
– Никак нет, провели до конца.
– Так что тревожит?
– Я проверил донесение… Двое агентов вели… Ошибки быть не может…
– Ротмистр, позвольте угадать… – Родион Георгиевич погладил череп Сократа. – Филеры видели, как птичку привезли… в «охранку». Ведь так?
Джуранский уставился на начальника с плохо скрываемым удивлением.
– Нет! – решительно отрезал он.
Коллежский советник оставил бюст древнего грека, призадумался и с некоторым сомнением спросил:
– Неужто в Министерство Императорского Двора?
– Никак нет!
– Могу ли знать…
– В приют.
– Куда?!
– В Никольский женский сиротский институт! – отчеканил Джуранский. – Один филер на Обводном канале остался, присматривает за главным входом. Так я еще двоих послал.
Вот это действительно сюрприз. Серебряный феникс прилетел вечером туда, где еще днем томились дочурки. Какая, однако, неожиданная, но любопытная случайность.
Из походного саквояжа явилась фляжка шустовского.
– За логику Сократа! – провозгласил Аполлон Григорьевич, изрядным глотком облегчив емкость, и добавил с ехидной ухмылкой: – Верю в нее даже в минуту горестных поражений, да!
Ванзаров отказался поддержать и захлопнул створки окна.
– Пора! – решительно заявил он.
– Да, к актрисам поздно, пойду упаду на подушку. – Лебедев со вкусом потянулся.
Внезапно Родион Георгиевич выхватил из брючного кармана браунинг, лихо отщелкнул обойму, проверил, заткнул оружие за пояс, как заядлый революционный боевик или тать с большой дороги, и скомандовал:
– Ротмистр, за мной.
– Куда еще? – поразился Лебедев. – Сирот пугать на ночь глядя?
– Восстановим попранную честь сократовой логики.
– Это пистолетом-то?!
– Когда главное оружие чиновника сыскной полиции дает сбой… – Ванзаров выразительно постучал себя по лбу-на выручку приходит иное.
Августа 9 дня, ближе к полуночи, прохладно, ветер.
Ресторан «Дононъ», Набережная реки Мойки, 24
Иному чиновнику не позволено являться в министерском сюртуке в место публичных развлечений. На это имеются строгие распорядки: для частного визита, не означенного официальным приемом, извольте надеть фрак. Никаких отговорок. А старомодный силуэт костюма в роскошном заведении – вовсе моветон. Однако метрдотель был кое-чем обязан господину Ванзарову и потому взялся лично проводить господ.
Идя по роскошному залу одного из лучших ресторанов империи, Родион Георгиевич старался не замечать косых взглядов и наглых смешек. Главное, чтоб Джуранский не потерял душевного спокойствия по причине неподобающей одежды.
Мэтр приблизился к столику рядом с портьерой, разделявшей другой зал, и с поклоном испросил разрешения побеспокоить. Господин в отменном фраке быстро обернулся.
– Что вы тут делаете? – резко спросил он.
– Позвольте составить компанию. – скорее приказал Ванзаров.
Господин во фраке указал на стул, рядом с которым свисала портьера:
– Как нашли?
– У вас разговорчивый денфик, господин полковник.
– А это кто?
Родион Георгиевич представил своего помощника и освободил мэтра от повинности раскрывать меню.
– Советую быть осторожным. – Хозяин стола особо громко обозначил неприязнь. – Я вас слушаю.
– Нет, Иван Алексеевич, теперь слуфаю я, – мягко поправил Ванзаров.
– Извольте. – Ягужинский налил себе рюмку водки. – Отстранен от должности. Не допущен во дворец. В отставку не подам из принципа. Посему ожидаю перевода в глухомань. Благодарить могу вас. Заодно примите поздравления. Клубок распутали. Убийца найден. Империя спасена. Стали фаворитом Фредерикса. Карьера идет резко ввысь. Мы в вас не ошиблись. Достаточно?
И полковник залил горе чистейшей «Смирновской». Ванзаров понимающе выждал и сказал:
– Благодарностей вафих не принимаю никак. К тому же убийца не найден. Знаете не хуже меня.
Ягужинский усмехнулся:
– Неужто самого Старика провели?
– Опять не про меня честь… Автор опасных посланий и мифического обфества действительно найден. Но он мелкая пефка, марионетка. Настояфий талант, им руководивфий, до сих пор в тени. Имею полное право заявить: убийца не разоблачен. Но уже известен. Я даже знаю, где он сейчас находится.
– Да? – Полковник во фраке снова наполнил рюмку. – И где же?
– Передо мной.
Рука с хрусталем замерла, не достигнув вожделенной цели, Ягужинский уставился на коллежского советника:
– С ума сошли? Успех в голову ударил?
– Никак нет, господин начальник дворцовой стражи. – Родион Георгиевич жестом предложил отпустить «беленькую» с миром. – Готов доказать в считанные минуты.
Иван Алексеевич глотнул обжигающий напиток как воду, не закусывая, возбудив тень удивления ротмистра, и громким голосом сказал:
– Попробуйте. Только поторопитесь.
– В понедельник утром кто-то наведался в особняк князя, чтобы подобрать все бумаги. Обыск провели тфательно. Но вот незадача – на полу оставили дневник Одоленского. И не просто какие-то записки для дуфи, а календарь визитов. Записей за год всего две, да и те с детским фифром. Одна про день «X», а вторая – анаграмма стряпчего. Стоило дернуть за эту ниточку, как выискался некто Выгодский, составивфий новое завефание князя и случайно взорвавфийся от сигары.
– И что?
– Так ведь обыск вы делали. Дом опечатан, на улице – вафи филеры. А печать с двери не сорвана. Вернее, новая. Значит, подбросили улику намеренно. Простейфая логика. Далее – Менфиков. Вы, конечно, гневались, когда увидали тело помофника, сверкали праведным гневом. Но что в итоге? А то, что всех слуг выгнали из особняка. Зачем такая строгость? А чтоб доступ был свободный к мотору Одоленского. Сарай, где чудо техники хранится, на улицу выходит. Открывай да забирай. Никто не помефает. Одежку водителя
