разговор. Амалия Федоровна сидела рядышком и мило кивала. Родион слушал вполуха, отвечал односложно и невпопад. Чем сильно огорчил хозяина. Настало неловкое молчание.
Ближняя дверь медленно открылась, и кто-то невидимый выпихнул в гостиную девушку пышных форм. Платье каждой складочкой и завитушкой кричало, сколько денег за него было уплачено. Сама же барышня, изумительно робея, шагнула к своему счастью, даже глаз не подняв.
– А вот и наша Полиночка!
Психологический портрет сложился немедленно.
Нет, ну сколько можно! Нельзя же трепетную невесту, как подозреваемого, рассматривать под лупой психологии! Конечно, нельзя. Но Родион невольно рассмотрел. Что он там увидел, касаться не будем. Ясно, что простенькое личико добирало баллов красоты родительским приданым. Оно и создавало особый блеск глаз, румянец щек и чернение бровей. Без него девушка была не хуже и не лучше множества выращенных в заботе и гигиене созданий. Чадо вошло в детородный возраст в полном соку. Но аромат денег покрывал заурядную пухляшку особым флером, видимым каждому жениху. Но только не Ванзарову. Его чутье, воспринимавшее красоту, было устроено неправильным образом: чем больше сияло выгоды и богатства, тем менее симпатичным казалось. Все наоборот у Родиона. Нет чтобы как люди – получить и женку упитанную, и приданное обильное, так подавай ему неизвестно что. Не понимает парень своего счастья, честное слово.
Его невеста скромно поздоровалась, села рядом с маменькой и постепенно включилась в разговор. Девушка умела лепетать о модных новинках театра, литературы и даже науки. О чем же еще говорить при первом знакомстве? Родион вяло поддерживал темы и краем глаза посматривал на гигантские напольные часы.
– А вы сыщик? – спросила Полиночка с умным видом. – О ваших коллегах в книжках читала.
– Чиновник полиции для особых поручений, – как обычно, ответил Ванзаров.
Но Кондрат Филимонович многозначительно поднял палец, чтоб все прониклись важностью момента. И дамы прониклись.
– Вот что, голубушки, погуляйте на кухне, а мне с Родионом потолковать надо, – весомо сказал он. – Наши разговоры вас не касаются.
Мать с дочкой послушными ягнятами упорхнули прочь.
«Праздник к нам пришел и попался!» – пропела золотая цепочка на купеческом пузе. Родион даже головой тряхнул. И откуда это наваждение? Наверно, от голода. Прав Лебедев.
– Все у нас есть, всего в достатке, – сообщил Толбушин. – Только вот нет у меня сыночка, которому дело передать могу. А дело большое выросло, более двух миллионов годового оборота. Как вам? То-то же… Мы не высовываемся, как другие, но лен с коноплей большое будущее имеют. Всю Европу завалить можно. А дальше Америку. Только вот не успеть мне такие обороты набрать. А не успеть потому, что сыночка не вырастил себе на замену. Без наследника дело сгинет, разворуют…
– Вы с господином Агаповым случайно не знакомы? – вдруг спросил Родион.
– Как не знать! Такой человек! Мыльную империю построил, а вот тоже наследника не нажил. И что теперь? Все прахом пойдет.
– Что с ним случилось?
– Глупая смерть: утонул в собственной ванне. Такое несчастье. У нас в доме все как полагается, но ванн этих не терплю. В бане, как должно, моемся. И живы, слава богу… Ну, не о том речь. Доченька моя – единственная. Сокровище. Кому попало не отдам. Только в надежные руки. На которые могу рассчитывать. У вас сколько доходу?
– Коллежскому секретарю полагается девятьсот рублей жалованья в год и еще…
Отмахнувшись, купец добродушно засмеялся:
– Ну, разве на это прожить? Ничего, дело поправимое… Так вот. Если человек надежный, да еще со связями, где нужно, мне ничего не жалко. Все, что накоплено, передам. Сначала, конечно, присмотреться надо, понять, кто таков. Приданое – это так, для затравки. Домик тут неподалеку уже стоит. И годового дохода только процентами тысяч десять. Ну, как? То-то же!.. Но не за красивые глаза. Мне помощник нужен, который дело примет и дальше его передаст, внукам моим. Уж если породнимся, то чтоб друг за друга горой.
– Ваша дочь меня не любит, я по глазам вижу…
– Эх, Родион, если б я по глазам смотрел, денег бы не заработал. Ее дело бабье, как скажу, так и будет. Ты мне понравился, есть в тебе наша основательность. И умен, сразу видно, словами не бросаешься, скромный, ну, это быстро пройдет. Слово держать умеешь?
– Неужели вам не жалко отдать дочь за нелюбимого человека?
– Мое дело толкового парня найти. Чтоб кровь мою не испортил. А уж с любовями сами меж собой разбирайтесь. Ну, так как? С ответом не тороплю, дело серьезное, подумать надо. Сначала в гости к нам поездить, предложение сделать, а потом свадьбу сыграть. Хорошо бы до Филипповского[16] успеть.
Названный срок оставлял на весь разгон и приготовления меньше месяца. Значит, от него ждут предложения на этой неделе. Логика, загнанная в угол, бессильна.
За стеной разразились телефонные трели. Выглянула Амалия Федоровна:
– Там господина Ванзарова спрашивают… – сказала она с глубоким удивлением.
Родион объяснил, что полицейский его ранга всегда должен быть достижим для начальства, в участке непременно оставляет адрес, куда направляется. Мало ли что случится. Подобная важность юного чиновника произвела на господина Толбушина самое приятное впечатление.
А занятой сыщик (ладно, пусть так) схватил рожок, сказал: «Ванзаров у аппарата», затем спросил: «Где?.. Когда?..» – издал невнятное междометие и заявил: «Без меня не прикасаться… Скоро буду!»
Взволнованному семейству, уже собравшемуся в сторонке, было сообщено, что срочное дело требует его присутствия. Звонили от полицеймейстера, должен прибыть немедленно.
– Извините, служба!
Толбушин, глубоко растроганный таким поведением, сдавил мальчишку совсем как родного, просил заезжать как можно скорее. Непременно завтра. Дамы предоставили ручки. Полинины пальчики хоть и благоухали мило, остались равнодушны к поцелую. Не пробежала по ним искорка. Или хоть трепет. Нет ничего. Полное равнодушие и покорность. Чему Родион был глубоко рад.
Дорогому гостю предложили собственный выезд, чтобы доставить молнией.
Как, однако, вовремя случился звонок. А то, пожалуй, Ванзаров ляпнул бы какую-нибудь глупость. Он, конечно, живет в съемной квартирке на скромное жалованье, и десять тысяч в год – как гора самоцветов. Но променять службу на лен и особенно коноплю – это немыслимая жертва.
В самом деле, кто в здравом уме откажется от полной лишений и приключений карьеры чиновника сыска, чтоб получить сытое прозябание торговца коноплей? Да ни один настоящий рыцарь! Так ведь?..
Новенький выезд без герба расталкивал извозчиков. Ему уступали, боясь, что лихач с кнутом везет сановного господина. Важного гостя доставили стремительно. Взбив облако снега, карета затормозила около 4-го Казанского участка, а вышедший из нее коллежский секретарь привел чиновников, приникших к окнам, в полное оцепенение. Уж не товарищем ли министра мальчишку назначили? На всякий случай чиновники нырнули в бумаги со всем старанием.
Помахав карете на прощание, Родион остался доволен эффектом (говорили про эту его неприятную черту?). Как вдруг приметил на Садовой улице барышню, замотанную платком. Возвращается наверняка с Сенного рынка, корзина полная и прикрыта дерюжкой от мороза. Такой шанс пропускать нельзя.
Глядя под ноги, Лиза крепко налетела на препятствие, возникшее ниоткуда. Охнув, отпрянула, а разглядев, обиделась:
– Что ж так пугать, господин хороший.
– Кого-то опасаетесь? – спросил Ванзаров, вежливо приподнимая шляпу перед горничной. – Так зайдемте в участок, потолкуем об этом.
Горничная попробовала упираться, но ей быстро объяснили: если полиция приглашает в гости, невежливо отказывать. Лучше даже не начинать.
Осадив старательного Колю грозным взглядом, чтоб не совался, Родион предложил барышне стул.
