Лизавета обняла корзину, словно сейчас отнимут, и враждебно поглядывала на толстого юнца. Как все-таки переменчивы эти женщины. А ведь недавно рыдала на его плече. Ну, почти на его.
– Считайте наш разговор дружеской беседой, это не официальный допрос, – обрадовал Родион и добавил: – Пока еще.
Лиза упрямо молчала.
– А потому рассчитываю на дружескую откровенность…
– Нечего мне с вами откровенничать. Митрич ждет, зелень ему понадобилась.
Не в настроении горничная. С чего бы?
– Чем честнее ответите, тем скорее отпущу, – пообещал Ванзаров.
– Мучайте беззащитную девушку, – сказала Лиза. – Вам-то ничего…
– Такую очаровательную – мучить? Да ни за что! И другим не позволим. Кстати, куда вы отправились вчера поздним вечером, за полночь?
Его одарили злобным взглядом:
– А уж это вас не касается… господин…
– Чиж, – тихо подсказал Родион.
– Да, не касается, господин Чиж! – громко повторила Лиза.
Чиновник Матько, страдавший отменным слухом, удивленно покосился на важного юнца. Но мнение оставил при себе: мало ли что взбрело в голову выскочке.
– Пусть так, – мирно согласился господин Чиж. – Второй вопрос: что вы делали вчера в «Помпеях» с трех до четырех?
– Чего спрашивать? Сами знаете! – огрызнулась она.
– Не хотите дружеского разговора… Жаль. Тогда доставим под конвоем городовых, раз вам такой славы хочется. Или запру на трое суток в камере. Что выбираете?
Такой оборот ни одной девушке не понравится. Лиза сжалась, но иголки выставила:
– По какому праву так… со мной?
– По праву чиновника полиции, расследующего убийство, – отчетливо проговорил Родион. – В этом убийстве вы – подозреваемая. Пока не докажете обратного.
От неожиданности горничная выпустила корзину. На пол шмякнулись вязанки укропа, петрушки и сельдерея, выращенных в пригородных теплицах.
– Убийство? Да вы шутите, господин Чиж?
Чиновник Матько опять вздрогнул и покосился. Нет, не его ума дело.
– Закончим игры, госпожа…
– …Волгина, – сказала Лиза, снимая платок. И красота осветила участок. Все, кто мог, пялились на соблазнительную штучку, забыв про бумаги.
– Чудесно. Теперь вернемся к началу… – И Родион повторил вопрос.
Словно через силу Лиза признала: в ночь ходила на свидание к любовнику. Делать в доме все равно нечего, а после перенесенных страданий ей требовалось дружеское участие. Но называть имя и адрес отказалась наотрез. Хоть пытайте. Такая заботливая.
– Опишите, что делали в «Помпеях», – не отставал юный чиновник.
– Вы же знаете…
– Подробно.
– Ох, ну пожалуйста. Зашла в зал, поругалась с этой ведьмой, платье кинула, выбежала…
– Кого видели по дороге к выходу?
– Никого… Не помню…
– Где пили?
– В трактире Тульева на Пантелеймоновской. Может, проверите?
– Может, и проверю, – пообещал Родион. – Но сейчас хочу знать: для чего врете? Кого покрываете?
Барышня удивилась до мокрых глаз.
– Только не надо меня жалобить. Это бесполезно, – сказал ужасно суровый рыцарь сыска. – И врете потом, не было скандала с Масловой. Она предложила вам запасной список конкурса. И платье не бросали, а аккуратно положили за ширмой.
– Как же еще! Что слово горничной против той барыни! Не верите мне…
– Не верю.
– Да почему же?
Нет, страдание красивых женщин трудно переносить. Даже строгому чиновнику полиции.
– А потому, госпожа Волгина, что вы каким-то образом приняли участие в убийстве, – с напором сказал он. – Платье, которое принесли, найдено на трупе женщины… Из зала сразу в кабак побежали?
– Что же, плясать, когда меня так оскорбили?!. А кого убили?
Женское любопытство – верный помощник сыскной полиции. Счастье, что его изобрела природа.
– Некая госпожа Лихачева, – уклончиво сказал Родион.
Новость подействовала неожиданно. Лиза успокоилась, утерла слезки и с довольной улыбкой сказала:
– Сдохла, гадина!
Оценив неожиданный всплеск, Ванзаров спросил: чем же покойная заслужила такую память?
И тут Лизу словно прорвало:
– Сколько горя принесла! Сколько зла натворила… Ну, теперь ей воздастся за все. Верю в это и желаю от всей души… Никогда не прощу, что увела жениха. Ей-то побаловаться, а у меня счастье разрушено. Пусть бы ее выгнали на улицу. Там бы и сдохла. Зачем только согласилась с ней поменяться. Дмитрий Иванович уговорил… Такая работа была интересная, на сцене. А теперь вот в горничных мыкаюсь…
– Служили у господина Орсини? – как мог равнодушно спросил Родион. Хотя логика стремительно плела новые цепи. Прочнее прежних.
– Служила, – печально вздохнула Лиза. – Так хорошо было. На деньги согласилась… Денег накопила, а жениха упустила. После этой гадины на меня и смотреть не хотел… Приворожила, подлюка…
Понять тонкое различие вкуса трудно: обе красавицы. Какой разборчивый господин попался. Но Родион хотел коснуться более важной темы:
– Сданко хорошо знаете?
– Конечно. При мне Дмитрий Иванович его взял.
– Что за человек?
– Славный мальчик. Разумный, честный, понятливый. Но не в моем вкусе. Женщин ниже себя держит.
– Госпожа Лихачева и его завоевала?
Лиза посмотрела прямо:
– Свечку не держала. Но Сданко на кого попало не бросался. У него характер твердый. Говорит: не принято у нас так дома с девушкой обращаться. За это и голову снимут. Завел отношения – женись. Такие они – сербы, правильные.
Следовало резко сменить тему разговора. И Родион постарался:
– Не очень-то довольны нынешним положением?
– Всем довольна и премного благодарна, – ответила горничная, как полагается воспитанной прислуге. – Если б с Иваном Платоновичем беда не случилась… Еще бы лучше жилось.
– А как он умер?
– Сердечный приступ…
– Слышал, господин Агапов утонул в собственной ванне?
– Сердце прихватило, позвать не мог на помощь, так и захлебнулся, бедный, – Лиза смахнула новую слезу.
– Где вы были в это время?
– Послали за чем-то, уж не помню… Долго еще тиранить будете?
– У нас ведь дружеская беседа, – напомнил Родион. – Кто мог желать смерти госпоже Лихачевой?
