Отчаяние, несравнимое с болью, что задушил сегодня утром, пожрало Родиона Георгиевича. Он знал наверняка, почему гадалка открыла дверь убийце, и не сомневался, что опередил его, успев из Дворянского собрания. Только сейчас все это бесполезно. Оказался не готов к холодному расчету и стремительному исполнению. Не просчитал, как будет действовать убийца. Не задал себе простых вопрос.
Что же это торопится злодей, будто хочет успеть к чему-то?
Дождавшись Лебедева и получив подтверждение, что на игле в шляпке – синильная кислота, Родион сразу ушел, захватив атласный короб. Конечно, надо соблюдать служебный этикет и не влезать в труды чиновников 2-го Литейного участка, пусть работают, дело заводят. Но причина бегства таилась в ином.
Он – такой умный и проницательный, вся логика, и даже сам Сократ, не могли теперь помочь барышне Жгутовой. Ужасная с виду компаньонка надрывалась безутешным воем, оплакивая, словно деревенская баба, самое близкое и дорогое существо. Каждый стон Лизаветы пронзал бессловесной жалобой: что не вернуть той жизни, когда и понукали ею, и мучили, и тиранили, и шутили зло, но вот мертва мучительница – и самой ей жить уж незачем. Нет, совсем не так оплакивали свои потери господа адвокат и дипломат. Не было в них искреннего горя.
Вынести это было не под силу.
6
Женское сердце беду чует. С самого утра у Матильды, ну, все не заладилось. Сначала клиентке не понравилась прострочка блузы, и она устроила жуткий скандал. Затем лучшая белошвейка обрадовала, что беременна, и вскоре уходит. Потом в кассе обнаружился фальшивый, без сомнения, червонец. Так что когда дверной колокольчик взвизгнул, Живанши была готова к неприятностям. И они не заставили себя долго ждать.
Одного взгляда на юного чиновника с перекошенным лицом и легким безумием в глазах было достаточно, чтобы чувствительной женщине упасть в обморок. Матильде очень хотелось выкинуть трюк, который на мужчин производил неизгладимое впечатление. Но мадам воздержалась. Чего доброго этот не за каплями побежит, а начнет приводить в чувство ботинками по ребрам. С него станется. Страх медленно пробрался под шелковый воротничок-ракушку. По-настоящему испугалась хозяйка, когда милая коробочка шлепнулась об пол, а к ее носу приблизилось дно шляпки.
– Что это? – страшным шепотом молвил чиновник полиции.
– В-ваше превосходительство, это... – запинаясь, сказала Матильда.
– Благородие... – грозно поправили ее. – Так что это такое?
– Ш-шапка, господин коллежский советник...
– Секретарь... – сказал Родион таким тоном, что у слабой женщины действительно потемнело в глазах. Требовалось опереться о твердость форм манекена. И, что хуже всего, Матильда опять осталась в одиночестве. Подлые девки-портнихи попрятались, как от грозы, а парочка клиенток исчезла так быстро, словно растворилась.
А изверг не думал отступать. Тыкнув пальцем в соломенное нутро, потребовал объяснить, откуда в шляпке взялись иглы. Матильда об этом ничего не знала. Но этих мучений оказалось мало.
– Ваших рук дело? – потряс он хрупкой дамской вещью.
– Конечно, наш пошив...
– Почему вернули эту дрянь Жгутовой?
– Позвольте, это вовсе не дрянь, а модель для госпожи Хомяковой. Давно оплачена. Я же не гувернантка, чтобы перепутанные шляпки разносить, пусть между собой разбираются...
Кажется, Матильда хотела сказать: мало того, что сделала из всякой швали знаменитую гадалку, так она еще и в шляпках путается! Нет, это уж слишком. Никакой процент такую дерзость не искупит. Вот так бы прямо и сказал. Но вышло, как вышло.
– Кого вчера посылали со шляпкой Грановской? – не унимался мучитель.
Наготове честный и решительный ответ:
– Позвольте, господин чиновник, мы вам список предоставили. Для госпожи Грановской уже все сделано, так что никого мы не посылали.
– Вы уверены?
Живанши готова была поклясться всеми модными домами Парижа. Но этого не потребовалось. Страшный юноша вдруг приказал позвать Александру Ипатьеву, чтобы задать несколько вопросов.
– Это невозможно, – сказала Матильда, печально склонив все еще хорошенькую головку.
– Что это значит?
– После похорон сестры, Сашенька взяла расчет и уехала в тихую и сонную Москву, как она сказала. Здешний климат для нее стал невыносим. Я потеряла чудесную мастерицу...
Ощутив перемену настроения в юноше, Матильда расправила перышки, и самым медовым голосом сказала:
– Вы не забыли про мою беду?
– Беду?
– Мои награды, обещали их найти, я не забыла! Кто же поможет слабой женщине, как не вы. И кстати, не забудьте: с нетерпением жду вашу невесту, господин сыщик...
И лучшие из нас порою, мечтали овладеть молнией, которая сразила бы злейшее порождение преисподен, отраву отрав, и мучительнейшую из казней, только случайно не попавшую в смертные грехи – женский язык. Как мечтали мы, чтобы этот необъяснимый орган, умеющий источать сладкие трели, и так же ловко обивать гремучим ядом, будет повержен. Каким упоительными представляли возмездие за все, что узнавали от женского языка, лишь в бессилии и покорности сжимая кулаки. И думали, что никогда отмщенье не придет. Слишком силен враг и коварен. Но час искупления пробил.
Что-то щелкнуло внутри Родиона, безнадежно оборвавшись. И вмиг обернулся чиновник полиции карающим мечом возмездия за все обиды мужские, за все невидимые слезы, за «Смерть мужей», за отвергнутых и закабаляемых, в общем, за всех нас. И рубанул волшебный меч с плеча:
– Объявлю вам, мадам Живанши, что с настоящего часа заведение ваше закрыто полицией до выяснения обстоятельств! Запрет вступает немедленно. Вам надлежит отпустить персонал, запереть дверь и прекратить отпуск заказов. Чтоб ни одна атласная коробка от вас не ушла... О закрытии будет официально сообщено в утренних газетах. В случае неповиновения, будете отвечать по всей строгости закона... А вы, госпожа Живанши, или как вас там по паспорту, с этой секунды находитесь под домашним арестом!
О как сладостен миг торжества! Грозовым озоном свободы прорезало затхлый воздух салона. Сколько обиженных мужчин в этот миг гордо подняли голову и улыбнулись, даже не зная, что произошло. Они были далеко, но их сердца бились вместе с Родионом...
Лихо получилось, нечего сказать... Ну, не будем слишком усердствовать, все-таки слабая женщина...
Между тем, оставив модистку в глубоком окаменении, Ванзаров выскочил из салона, чуть не сорвав дверной колокольчик.
– Что я такого сказала? – в недоумении лепетала Матильда, когда ее держали под руки и отпаивали белым вином.
Нет, женщинам не понять...
7
Всякому терпению бывает известный предел. Все сносил, был для него как отец родной, а подлый мальчишка, чем отплатил? Черной неблагодарностью. Кому только сказать: пять трупов на участке, да еще соседи хотят два подкинуть, дескать, ваш чиновник был, сказал, что со всем разберется. Завалил, подлец, покойниками! А ведь как хорошо и тихо без него жилось, мило, по-семейному. Все прикормлены и покорны, не то, что это – дикий. И как с ним справиться?
От подобных мыслей голова пристава забурлила. Огорчала Савелия Игнатьевича некоторая безнадежность ситуации. Отправившись в департамент, чтобы вымолить спасение, то есть отправить чиновника для особых поручений куда подальше, он встретил глухое непонимание. В Департаменте полиции случились очередные перемены: старого директора вроде снимали, нового еще не назначали, начальство боялось за определенные места. Так, что просителя вежливо выставили вон.
