Тасич презрительно скривил губы:
— Такого, господин полицейский, случаться не могло. У младшего Сундукова было… слабое сердце, диагноз вам все равно ничего не скажет. Но сердце здесь ни при чем.
— Поясните. Я плохо знаком с медициной.
— Разве сами не видите? Или вас этому не обучали?
— При осмотре трупов обязан полагаться на мнение эксперта. К сожалению, здесь его нет. Сейчас пошлю в участок, — ответил Родион с невозмутимым видом.
Сергей Иванович присмотрелся к полноватому юноше в великолепном костюме без галстука.
— В сыскной полиции все имеют возможность так одеваться? — спросил он.
— Только те, кто по долгу службы выполняет особое задание. Иногда во фрак, иногда в лохмотья нищего. Как придется.
— Ах вот как… Не подумал…
— Необходимо ваше предположение о причине смерти.
— Предполагать тут незачем. Я не криминалист, но скажу наверняка: отравление.
— Сильный яд?
Тасич заинтересовался:
— Почему вы так решили?
— Еще три часа назад ребенок был здоров и полон сил, — ответил Ванзаров. — Должно быть, что-то быстродействующее.
— Вынужден вас огорчить: самый примитивный мышьяк… Оглянитесь, следов достаточно.
— Не знал, что от мышьяка наступает такая быстрая смерть.
— Обычно — да. Но тут другой случай. Я наблюдаю Альберта с самого его рождения. Отцу его давно говорил: с таким больным сердцем нужен особый режим. Но Сундуков упрямый, как… сам видели. Его наследник должен жить нормальной жизнью — и точка. Вот результат. Достаточно небольшой нагрузки на организм, дозы мышьяка, например, и сердечко не выдержало. Стоило чуть подтолкнуть, и ниточка оборвалась. К сожалению, даже если бы успел, мало что можно было сделать.
— Кто знал о диагнозе?
Доктор искренно удивился:
— Все. Никакого секрета из этого не делалось. Сундуков гордился, как сын растет назло мне. Это он так заявлял.
— Есть предположения, как яд попал в организм?
— Наверняка только вскрытие определит. Думаю, самым обычным образом: через рот. С какой-то пищей. Я, конечно, еще посмотрю тело, но сомнений практически нет.
Хлопнув себя по карманам, словно птица на взлете, Родион извлек солонку:
— Буду крайне признателен, если определите, что в ней…
Осторожно принюхавшись, Сергей Иванович отвинтил крышку, на ладонь пересыпать не стал, а использовал чайную ложку, вынул из саквояжа флакончик с пипеткой и капнул. Горка соли окрасилась коричневым колером.
— Это не экспертиза, а фокус доморощенный, — пояснил он. — Но в нашей сельской местности меня не раз выручал. Вам, как полицейскому, наверно, известно, что две трети отравлений совершается мышьяком. Жена мужа приревновала, муж вообразил, что сосед — любовник его благоверной, ну и так далее. В порыве страсти используют то, что под рукой. Да что вам рассказывать… В общем, поздравляю: у вас полная солонка чистого мышьяка.
Кто-то вежливо кашлянул за плечом. Дворецкий, как всегда невозмутимый, принес известие: господина Ванзарова срочно требуют. Без промедления и задержки.
Войдя в кабинет, Родион не застал хозяина на привычном месте. За письменным столом виднелось кожаное кресло. Распахнутое окно обильно вливало свежий воздух, но запах валериановых капель слышен отчетливо. Родион сделал шаг к двери, но хриплый голос приказал:
— Стой, где стоишь.
В углу кабинета, рядом с сигарным столиком, возвышалось вольтеровское кресло. Голос шел оттуда. За высокой спинкой кресла Сундукова не было видно, торчал лишь краешек брючины с лакированным носком ботинка.
— В том, что случилось, твоей вины нет, на тебя зла не держу. Сам виноват. Нельзя было глаз спускать… Только не думал, что так быстро они решатся. Моя ошибка, только моя. Понимаешь?
В другой ситуации Родион не спустил бы фамильярного обращения. Но сейчас не время тешить гордость. Наверное, следовало сказать, что он считает себя куда более виноватым в том, что случилось. Хотя бы потому, что проспал. Не поверил в серьезность отцовской интуиции. И не нащупал вероятного убийцу. Оплошал со всех сторон.
— Одно прошу, Родион, не говори мне, что Альбертик… что он… что это безвинная смерть…
— Пока не знаю… Извините.
— Понятно…Что ж, хорошо… О чем я… Какое хорошо… Вот какой у меня к тебе разговор будет, Родион… — Филипп Филиппович говорил ровно и спокойно, словно ничего не случилось. — Мне теперь только одно нужно знать: кто. Найди мне того, кто это сделал, и того, кто это задумал. Настоящего виновника найди. Чистокровного. Сможешь?
— Убийца еще в доме, — просто ответил Ванзаров. — Необходимо срочно…
— Об этом не беспокойся. Я уже распорядился. Никто не выскользнет. Гости дорогие сидят под замком в своих комнатах, а люди надежные и проверенные, есть у меня такие, их стерегут. Полицию не вызывай, сам справься, до вечера найди. Хоть весь дом переверни. Твои приказания будут исполняться немедленно. Ты теперь хозяин. Над всеми жизнями хозяин. Ничего не стесняйся. Будет надо — на заднем дворе сарай имеется, а там козлы и плетки приготовлены. Если кому язык развязать надо — не стесняйся. Хоть мужика, хоть бабу. Никого не жалей. Прикажи — все исполнят как надо. О последствиях не думай. Все на себя возьму. Только настоящего… мне найди. Кто бы он ни был. А дальше я уж сам…
Быть может, присутствие Родиона спасло чью-то невинную спину от порки. Хотя и так понятно, кому бы досталось в первую очередь. Он не стал отказываться от пыток и объяснять, что логика и психология куда страшнее, а только сказал:
— Сделаю все, что смогу.
— Хорошо… Теперь еще одно, чтоб не забыть. За труды свои получишь десять тысяч, сразу, как виновника укажешь. Не сомневайся. Слово даю.
— О деньгах не может быть речи. Это дело чести.
Скрипнули подушки, Сундуков появился из укрытия. Ворот разодран глубоко, в прорези сорочки виднелась волосатая грудь. Но глаза грозного владельца замка покраснели, как у затравленного зайца. Казалось невероятным, что безжалостный зверь способен на такие чувства. Ванзаров отвел взгляд.
— Спасибо тебе, Родион Георгиевич, ты настоящий… Да что там… Иди, все в твоих руках. Справься до вечера. Трудно мне себя сдерживать, не наделать бы большей беды… Более не задерживаю, — и Филипп исчез в кресле.
Первым делом Родион заглянул в детскую. Кроме Тасича, склонившегося над телом, никого не нашел. Слуги куда-то исчезли, лишь у дверей гостевых комнат прохаживался дюжий молодец. Завидев Ванзарова, он замер по стойке «смирно». Нельзя придумать лучше условий для сыскной полиции: все подозреваемые разделены и находятся под домашним арестом. Пригодятся, когда дойдут руки.
В комнатку няни Ванзаров вошел без стука. Федора подняла на него заплаканные глаза и покорилась неизбежным мукам. Чиновник полиции не собирался ее утешать, напротив, затребовал подробный рассказ о том, что происходило после ланча.
Его воле няня не противилась.
…Вытащив детей из столовой, Федора повела их в детскую и оставила там. Альберт принялся за подарки, а Лидочка взялась за книжку. Видя, что они нашли себе занятие, няня побежала на кухню выпить отвар, ее мутило, а заодно узнать, когда будет готов детский полдник. Когда вернулась, Альбертик мирно играл с черепахой, Лидочка читала. Девочка попросилась погулять. Нянька отвела ее на задний двор и оставила под присмотром кухарки. Потом что-то ее задержало, и она не сразу вернулась. Но как только заглянула в комнату, сразу поняла, что с Альбертом что-то не так. Мальчик весь съежился и жаловался, что
