этом будет время поразмышлять на каторге. Таких, как вы, с нежным хохолком, там очень даже… любят.
— Да что… кто… такой?!
— Сыскная полиция, чиновник для расследования тяжких убийств Ванзаров… И совершать необдуманный побег, Глазков, не надо. Ресторан окружен филерами в штатском. Все, попался.
— Я… я… не… — пролепетал Илюша. Но слезы брызнули сами собой, и, упав на руки, он разрыдался отчаянно и беспомощно.
Родион терпеливо ждал, мучаясь от ароматного букета закусок. Были тут и огурчики, и грибочки… Ой, да не об этом речь же, в самом деле.
Подняв зареванное лицо, Глазков явил столь душераздирающую картину, что жуткому чиновнику полиции пришлось сурово нахмуриться. Чтобы не поддаться жалости. Все-таки у него это слабое место. Родион строго потребовал рассказывать все как было. Быстро и четко.
— Я… я… — задохнулся Хохолок.
— Понятно, что вы. Постучали в дверь с вином и бокалами. Сколько было на часах?
— В…в…во…восемь… Макар просил разбудить, хотел, чтоб вместе на развес картин пошли… А вина у меня, господин полицейский, не было.
— Далее…
— Макар из-за двери крикнул, что встал уже, но хочет что-то подправить, его не ждать, просил передать, что будет позже.
— Но вы настаивали, чтоб он открыл.
— Зачем же… Взрослый человек, сам знает, что делает. Я в Общество пошел картину относить.
— Об этом полиции уже известно. Когда вернулись?
— Примерно в половине десятого… Макар так и не появился. Ну, я и решил проверить, может, заснул, с ним бывало… Стучу, он — молчок. Тут меня бес дернул, думаю: загляну, вдруг картина еще на месте… Достал ключ… Он…
— Нам известно, где его держал Гайдов. Открыли дверь, зашли. И что же?
— Макар лежит на столе и точно спит. Я ему говорю: ты чего развалился? А он не отвечает. Подошел и вижу… у него на виске… а на полу… Ой, нет сил вспоминать! — Глазков закрыл ладонями лицо. Ну прямо как барышня, честное слово.
— Картину как вынесли? — безжалостно спросил Родион.
Съехав ладошками, будто утерся, Глазков прошептал:
— Не было ее! Мольберт пустой стоял!
— Испугались, но заметили пропажу? Как странно.
— Да как же не заметить… Сколько ходил, пытался разузнать, взглянуть хоть одним глазком, так нет… Макар ее черным завешивал, а тут — пустота. Невольно взгляд упал…
— И как же поступили?
— Кое-как выбрался на лестницу, вроде полицию надо вызвать. А как вызвать, если на меня сразу подумают: я ведь в лужу крови заступил. Что тут делать? Дверь запер и ключ на место положил. По лестнице сбежал, заставил себя по двору медленно пройти, чтобы никто не подумал, а уж потом сюда и до вечера не вылезал… Честное слово, господин полицейский, чистая правда!
Илюша смотрел на грозного стража закона со страхом и надеждой. Даже хохолок как-то по-своему пытался помочь хозяину.
— Вы, конечно, ловко историю сплели, но… — Ванзаров выдержал паузу, становившуюся с каждой секундой все более угрожающей, — есть свидетель, который все видел. И в убийстве обвинял вас. Причем публично.
— Откуда вы…
— Полиции все известно. Чем же Шилкович вам угрожал?
— Не угрожал! Считал, что из-за меня с Макаром что-то случилось, раз его нет… Такая глупость. Сам небось это и натворил. Друг назывался, а таланту Макарки завидовал страшно, до слез… Вот и выдумал чушь, чтоб на меня свалить.
— Шилкович — ваш сосед. Не слышали, когда он выходил утром?
— В ссоре мы были до того… Так, ерунда, но я принципиально не разговаривал с Ольгердом… А тут он как с цепи сорвался: подбежал, говорит — это из-за тебя картины нет, что натворил с Макаром? Ну, я, конечно, спуску не дал…
— То есть он знал, что с Гайдовым что-то случилось.
— Именно так. А я тут ни при чем… Уж так вышло.
— Где найти Шилковича?
— Что его искать… — Илья испустил тяжкий вздох. — Сидит в соседнем зале… Между нами теперь все кончено… Позвольте!.. Так что же я забыл?.. Макар жив?! Скажите же, что с ним?!
Грозный чиновник мольбу пропустил мимо ушей и потребовал от художника не отходить от графинчика до вечера под страхом немедленного ареста филерами, которые засели в засаде, буквально обложив «Вену» кольцом. И, не простившись, отправился в соседний зал.
Атмосфера здесь мало отличалась. Только все больше пели. Наверно, музыкальные гении слетелись. Отчего и дымили поменьше. Одинокий живописец с завитком на лбу боролся с графинчиком, как и его хохолковый друг. Тихо подойдя сзади, Ванзаров гаркнул:
— Ольгерд?!!
Юный талант подпрыгнул и окатил водкой скатерть. Пока переполох не унялся, Родион уселся как можно ближе и молча уставился на художника. Трудно человеку, когда посреди одинокого запоя врываются вот так без спросу. Прямо нити души рвутся в клочья. Шилкович же таращился на него, зажав пустую рюмку в онемевших пальцах.
— Что… кто…зачем… — проговорил он.
— Сыскная полиция, особый отдел, — мрачно пояснил Ванзаров. — Хотите узнать, зачем вас нашли, или сами расскажете?
Завиток не нашелся, что ответить. Ему помогли:
— Отмалчиваться бесполезно. Вы подозреваетесь в убийстве вашего друга, Макара Николаевича Гайдова. Совершено вчера утром между девятым и десятым часом… Что, господин Шилкович, убивать легко, а жить с этим — непросто?
— Да что вы такое говорите…
— Я говорю, что вчера утром после восьми утра вы постучались к Гайдову. Пришли с вином и бокалами, дескать, отметить будущий успех. Он вам открыл, но пить не стал. Попросили картину показать, Макар отказался. Как ни уговаривали, он стоял на своем. Слово за слово — у вас взыграли нервишки. Схватили, что попало под руку, и ударили друга в висок. Когда обнаружили, что Гайдов мертв, сорвали картину и спрятали у себя на квартире. Где мы ее вскоре и обнаружим. А уходя, закрыли дверь ключом, что над дверью хранился. Только не заметили, как попали ботиночком в лужу крови. Ножка у вас тонкая, с другой не спутаешь. След как раз подходит… Так ведь было?
— Нет, не так! — в свой черед крикнул Завиток.
— Поправьте, если ошибаюсь.
— Я действительно пришел к нему примерно в четверть девятого. Он с вечера просил заглянуть, боялся проспать развеску. Макар дверь не отпер, ответил, что уже проснулся, скоро сам доберется. Я и пошел в Общество. И вина никакого не было!
— Когда вернулись?
— Быстро. Туда и обратно. Наверно, и девяти не было… По дороге Макара не встретил, хоть деваться ему некуда. Тогда я решил поторопить его, может, лег вздремнуть. Он странный, всякое выкидывал… Стучу, никто не отзывается…
— Продолжу… — предложил Родион. — Захотелось хоть одним глазком на полотно взглянуть. Любопытство задушило. Взяли ключ с перекладины, открыли… Продолжайте…
Слегка дрогнувшей рукой Шилкович наполнил рюмку, выпил и занюхал кулачком, как делает большинство мужского населения империи. Тех самых мужиков, что пашут, сеют и жнут, а картин не пишут. Куда только богемность делась.
