— Кто вы такой? — Княжевич выпустил струю сладкого дыма прямо в лицо Родиону. — Денег просить станете, так я не подаю.
— А кого вы ожидали увидеть?
— Милейший, идите-ка… по своим делам.
Господин в скромном пальтишке спустил и это, не показав обиды или разочарования, а уверенно продолжил:
— Рад бы, да только у нас вами, Виктор Геннадиевич, дело теперь общее.
— Неужели? С вами? Это какое же? — навязчивого юношу окатила новая порция сладкого дыма.
— Дело об убийстве госпожи Водяновой.
— Вот как? А кто она такая?
— Барышня, которая сегодня найдена мертвой.
— Чудесно. Но я тут при чем?
— Есть веские основания подозревать в убийстве вас.
Зажав папиросу пальцами, Княжевич элегантно отвел руку в сторону, уставился на странного субъекта и расплылся в улыбке:
— А-а-а, я понял: это розыгрыш! Святочные шуточки… Все-все, я вас раскусил! Ну, признавайтесь, шалун, кто вас нанял?
Болотников задышал с такой яростью, что тянуть дальше становилось опасно. Старший городовой мог запросто скрутить хилого подозреваемого в бараний рог, не спросив разрешения.
— Чиновник сыскной полиции Ванзаров. Прошу следовать за нами.
Веселому господину потребовалось некоторое усилие, чтобы уразуметь: шуткой и не пахнет, а дело принимает дурной оборот. Бросив папиросу под ноги и запахнувшись в шубу, он спросил:
— Что это значит?
— Княжевич, вы задержаны по подозрению в убийстве. В ваших интересах поехать с нами мирно и не закатывать скандал на всю улицу. В случае сопротивления будет применена сила. Для этого у нас имеются достаточные основания.
Ледяной тон пробрал изящного господина до печенок и под шубой. Верный глаз все подмечает.
— Это какая-то ошибка, господин… Азаров. Не понимаю, при чем здесь я…
— Будем дискутировать на холодном крыльце или поедем в уютный участок?
— Никуда я с вами не поеду! — вскрикнул Виктор Геннадиевич, пятясь к двери. Чем и совершил роковую ошибку. Стальной захват городового поймал локоть вместе с бобровым мехом и маленько приподнял. Так, что несчастный затрепыхался, как рыбка, вынутая из проруби. Или бобер из запруды — кому как нравится.
— Жаль, что проявляете упорство. Нашим общением уже интересуются кучера. Неужели хотите, чтобы их господа и ваши друзья по клубу увидели, как вас скручивает полиция, — миролюбиво сказал Родион. — Прошу вас, следуйте за нами без лишних осложнений.
— Да что же такое! Я совершенно ничего не понимаю! Какое убийство? Какая барышня? Это бред законченный!
— Хотите заявить, что не знаете Дарью Ивановну Водянову?
— Впервые слышу! — со слезой в голосе ответил Княжевич. — Умоляю, отпустите, вы мне руку сломаете.
Подчинившись немому приказу, Болотников с неохотой выпустил пташку, но далеко не отступил.
— Как странно, что вы не знаете госпожу Водянову, — сказал Ванзаров. — Почти год к ней ездили, да и сегодня навещали с утра. А имени ее не знаете. Она вас так ласково называла на французский манер — Викто?р.
— Знать не знаю про вашу Водянову!
— Скорее — вашу. Незнание не помешало ее убить.
— Невозможно! — Княжевич сжался, словно не мог согреться под шубой. — Это глупость чистейшая! Как я мог кого-то убить, когда понятия не имею об этой девице!
— В распоряжении следствия имеются неопровержимые улики.
— Кошмар просто! — симпатичный господин чуть не плакал. — Убийство… Изобличающие улики… Откуда!.. Стойте… Вы сказали, что эту… как ее…
— Водянову, — подсказал Родион.
— Да, ее… убили сегодня утром?.. Вот! Отлично! У меня есть неопровержимое, как вы тут говорите, алиби.
— Любопытно узнать ваше алиби.
— Извольте… — Княжевич даже выпрямился, как полководец перед триумфом. — Сегодня все утро я провел…
Совсем не к месту он запнулся, что-то сообразил и быстро закончил:
— …у своего портного! Вот так.
— Что за чудо: портной — и работает в праздник.
— Так ведь немец, порядков наших не признает. Рождество отметит — и за работу.
— Где находится ателье?
— Здесь недалеко, на Малой Мастерской. С утра на примерке сидел, а потом сразу сюда. Пешком — пять минут.
— Вот и отлично, значит, доедем еще быстрей, — сказал Ванзаров и уверенным жестом, не допускающим отказа, пригласил в пролетку, на которой восседал Спиридон.
Викто?р не проявил радости:
— Ну зачем же вот так сразу… Он солидный мастер, дорогой. Предварительная запись, заявиться без приглашения — неприлично.
— Это в ваших интересах. Проверим алиби, убедимся в вашей невиновности — и сразу отпустим. Приличия не пострадают.
— Он по-русски не понимает! — схватился за соломинку Княжевич.
Родион нахмурился, как бы в печали:
— Это несколько осложняет дело. У нас в полиции языкам не обучают. Русским не все владеют, не то что немецким… Ну, ничего, вы нам переведете. Прошу!
Не ожидая приказа, Болотников легонько подтолкнул задержанного, и Княжевич, потеряв равновесие, чуть не слетел со ступенек. Тяжела десница городового.
Бронзовая табличка с червлеными буквами указывала, что за лакированной дверью обитает господин «Сампфельд К. Г.», профессия не указана. Очевидно, мастер не нуждается в рекламе, клиенты передают его из рук в руки, как реликвию. С хорошими портными это бывает.
Оглянувшись в надежде, что чиновник с городовым по волшебству исчезнут, Княжевич бросил на каменный пол недокуренную папироску и крутанул рычажок звонка. Послышались неторопливые уверенные шаги, с крепким хрустом открылся замок, в проеме показался невысокий господин с обширной залысиной и торчащими клочками волос, разительно смахивающий на благородного филина. Строгая жилетка идеально облегала поджарое тело, даже не сказать старческое, и все в нем было прочно и ладно пригнано. Как на почтенной птице. Только портняжная мерка вольно болталась на шее. Хозяин квартиры взирал на гостей, совсем незваных, с молчаливым изумлением.
— Verzeihen Sie die Storung, aber ich benotige dringend Ihre Hilfe. Bitte gestatten Sie uns, einzut-reten,[16] — быстро проговорил Викто?р.
Портной Сампфельд от удивления потерял дар речи, так и застыв на пороге. Гостя это не остановило. С некоторым усилием он дернул створку, вырывая ее из рук портного, и протиснулся в коридор. За ним проследовал Ванзаров, правда, вежливо приподняв шляпу. Болотников, как полагается, остался на лестничной клетке стеречь выход.
Княжевич приблизился к немцу и, стараясь изобразить непринужденный тон, сказал:
— Bitte bestatigen Sie, da? ich den ganzen Morgen bei Ihnen zugebracht habe. Es ist eine Sache von Leben und Tod!.[17]
— Was?![18] — в изумлении каркнул Сампфельд.
— Что вы у него спросили? — поинтересовался Родион с таким наивным и доверчивым выражением,
