— По пути в столицу я останавливался в Ханчжоу. Не годится забывать прошлое, едем туда!
Повернули к Ханчжоу. Чем ближе к городу, тем красивее окрестности, тем приятнее в обращении люди. Вот заблестела водная гладь. На берегу реки, чистой, словно озеро Сиху, высится красивый павильон. Ну, конечно, это Ласточка и Цапля. Как и тогда, поникшие ивы влажны от дождя и снега. Ян, хоть и не был чувствителен, едва удержал слезы… Расположившись на знакомом постоялом дворе, молодой вельможа уселся перед светильником и предался грустным воспоминаниям: «В этом доме я повстречал прекрасного юношу из западных краев и провел с ним за беседой ночь под яркой луной. А теперь некому утешить меня, развеять мою тоску! Если бы Хун была духом, она явилась бы ко мне во сне в облике императрицы Ли[152] и разделила мою печаль».
Ян прилег в надежде уснуть, как вдруг пожаловал здешний правитель с вином и музыкантами и пригласил его на пир. Ян отказался. Тогда правитель приказал одной немолодой гетере наполнить кубок и спеть в честь гостя. Вот что она исполнила:
Еще сильнее загрустил Ян, слушая песню. Он вспомнил стих, начертанный на веере Хун, и спросил:
— А кто сочинил эту песню?
— Гетера Хун, — ответила певица. — Она была талантливой поэтессой, очень тосковала по настоящей любви и, увидев раз юношу, проезжавшего через город, сложила эту песню.
Ян опустил голову на грудь. Гетера с удивлением взглянула на него. Но тут раздался крик петуха, потускнела Небесная Река — наступил рассвет. Ян велел мальчику приготовить деньги, вино, фрукты для жертвоприношения и отправился на берег реки Цяньтан. В прибрежных селеньях ни души, холодом веет от луны и утренних звезд, над водой стелется туман. Ян возжег благовонные курения и прочитал поминальное слово:
— Член императорской академии Ян Чан-цюй, возвращаясь милостью Неба в родные края, достиг реки Цяньтан в такой-то день такой-то луны и здесь, подняв кубок с вином, воззвал к душе красавицы Хун: «О возлюбленная Хун! Сегодня еще раз говорю тебе, что сердце мое затвердело от горя, как камень. Зачем было мне ехать в Ханчжоу, зачем было мне приходить на берега реки Цяньтан? Мысли мои стремятся к тебе, но ты стала духом реки, а ее воды убегают и исчезают бесследно… Свистит ветер в зарослях крапчатого бамбука, пронизывает тело и душу. О моя Хун! Я потерял тебя, и сегодня только луна, повисшая над горами, отражается в моем бокале с вином. Каждое мое слово к тебе я мог бы написать своими слезами, и не хватает мне слов и слез, чтобы высказать все, что у меня на душе!»
Умолкнув, Ян разрыдался. Заплакали все вокруг: и мальчик-слуга, и сопровождавшие Яна правитель, музыканты, гетеры. Старая певица поняла все и говорит:
— Да, Хун погибла, но мечта ее сбылась!
А Ян бросил приношения в воду и, немного придя в себя, приблизился к старой гетере.
Ты так хорошо пела, возьми у меня немного денег.
— На что они мне? Я рада уже тому, что вы не забыли нашей подруги, — ответила та и отказалась от дара.
К вечеру Ян был уже на постоялом дворе, где провел несколько дней после того, как его ограбили разбойники в лесу. Навстречу знатному вельможе выбежал испуганный хозяин и принялся в пояс кланяться, но, узнав старых постояльцев, радостно заулыбался.
— Я твой должник, за еду, за одежду, — приветливо сказал ему Ян и вручил сто цзиней серебра.[153]
Как ни отказывался хозяин принять деньги, Ян настоял на своем. Утром следующего дня путешественники поднялись на горный перевал.
— Это здесь на нас напали разбойники и обобрали до нитки, помните? Здесь ли они теперь или перебрались куда-нибудь? — проговорил мальчик.
Присмотревшись, Ян узнал знакомое место, правда, дорога стала шире, сушняк вырубили, и на перевале появились постоялые дворы.
Приближались родные края. Не в бедном платье и не верхом на ослике возвращался домой молодой сановник.
Радость предстоящей встречи с родителями подгоняла его: только поздним вечером путешественники остановились на ночлег, чтобы чуть свет снова пуститься в путь. И вот настал день, когда мальчик-слуга, подняв кнутовище, воскликнул:
— Вон он, наш Белый Лотос!
Ян остановился и долго смотрел на родные горы. Потом велел мальчику бежать вперед и сообщить отцу с матерью о своем прибытии. Старый Ян и его жена не могли прийти в себя от счастья. С бамбуковыми посохами они вышли к воротам и обомлели — перед ними стоит вельможа в алом халате с поясом, украшенным нефритом, на шапке у него красуется коричный цветок, знак отличия на государственных экзаменах. И этот господин с величественными манерами, прибывший в легком изящном экипаже, — их собственный сын Чан-цюй! Отец и мать протянули сыну руки.
— Только на пятом десятке мы уверовали, что род Янов не прервется. Нам хотелось думать, что ты прославишься и станешь знатным. Наконец ты вырос, и что мы видим сейчас? Придворного сановника! Верить ли нам своим глазам?
Ян обнял родителей.
— Не сетуйте на меня, дорогие отец и мать! Знаю, как тяжело пришлось вам без моей помощи, ведь на целых полгода я отлучился.
Затем Ян рассказал о милостях, которыми осыпало его Небо: он имеет теперь чин и звание и собственный дом в столице, сам император приглашает родителей прибыть к нему на прием, и этот экипаж послан за ними. Быстро собрали счастливцы свой нехитрый скарб, распрощались с соседями и отбыли с сыном.
А министр Инь, расставшись с юным академиком, вернулся домой и говорит госпоже Шао, своей жене:
— Я давно ищу хорошего мужа для нашей дочери и наконец-то нашел — у меня на примете Ян Чан- цюй, тот, что стал первым на государственных экзаменах. Хотя род его беден и никому не известен, он может стать для нас прекрасным зятем. Скоро он прибудет в столицу вместе с родными. Я хочу послать к нему в дом доверенную женщину — пусть выведает их намерения.
Госпожа Шао в ответ:
— Увы, повывелись хорошие свахи. Разве что послать к Янам мою кормилицу. Она хоть стара и плоховато соображает, но зато предана нам всей душой.
Министр не возражал.
Лянь Юй, стоявшая у окна, слышала разговор от слова до слова. С радостью восприняла она весть, что Ян Чан-цюя прочат в мужья барышне Инь, и подумала: «Если Ян станет супругом моей новой госпожи, дух незабвенной Хун успокоится. Надо поспособствовать этому делу, только как?» И вот однажды, когда служанка ставила на столик светильник в спальне барышни Инь, из ее кофты как бы ненароком выпало письмо. Барышня взяла его в руку, повертела перед глазами и спрашивает: Это письмо выпало из твоей кофты. Кому оно?
Лянь Юй притворилась напуганной и отвечает:
— Это письмо одного юноши к моей покойной хозяйке, госпоже Хун.
— Мы с тобой никогда не обманывали друг друга, а сейчас у тебя что-то на уме, — я это вижу! Что же,
