моим. – И я избегала взгляда Френсиса.
– Некоторые утверждают, – он явно дразнил старушек, – что именно наличие возлюбленных способствует сохранению семьи.
Старушкам эти шокирующие слова явно понравились. Я же выглядела как старушка.
Они вдруг превратились в молоденьких девушек, запретили ему вести такие кощунственные речи, тем самым требуя продолжения концерта. И Френсис оправдал их ожидания.
– Любовь сохраняет человеку молодость и красоту. – И он подмигнул им. Как мне показалось, похотливо. А потому еще больше понравился. Как я поняла, он дал им правильную оценку. С учетом его профессии удивляться не приходилось.
Мы собрались на следующий день. Несколько близких родственников. Значительно уменьшившийся числом клан Смартов. Меня это радовало. Чем с меньшим количеством людей мне предстояло общаться, тем лучше. Естественно, присутствовали дочери Коры Люси и Полин, их мужья, Френк и Кеннет, сын Люси Джордж с женой и детьми. Джон и Петра приехать не смогли, устраивали какой-то прием. Я ни чуточки не огорчилась: в их присутствии чувствовала себя не и своей тарелке. Еще нескольких двоюродных братьев и сестер я помнила смутно. Двух или трех подруг Коры из далекого прошлого не знала вообще. И под самое начало службы за спиной послышались шаги. Я обернулась и увидела невысокую светловолосую женщину, чуть моложе меня, в шикарной черной шляпе с вуалью. Усаживаясь на скамью, она подняла вуаль. Я решила, что косметики на лице чуть больше, чем следовало, и задалась вопросом, кто бы это мог быть. Не сомневалась, что не родственница. От Смартов в ней ничего не было.
Упало несколько слез, гроб унесли, и, пока мы пели Последний псалом, тетя Лайза наклонилась ко мне и шепнула, что венки крайне вульгарные. А потом мы потянулись к дверям. Сначала чтобы взглянуть на венки, лежащие аккуратными рядами, потом чтобы обнять друг друга и вытереть слезы, наконец – поехать к Полин на поминки. Моя тетушка подхватила Френсиса под руку, потом – меня, и втроем мы направились к автомобилю, когда женщина, прибывшая последней, подбежала к нам в облаке духов и заключила тетушку в объятия.
– Мамочка. – Выговор у нее был точь-в-точь как у тети Лайзы. – Я едва успела. А эти милые люди, должно быть, моя кузина Дилис… – Она выдержала театральную паузу, копируя манеру матери, и добавила: – И конечно же, ее муж.
– Дорогая. – Лишь в детстве я слышала, чтобы тетя Лайза говорила таким голосом. – Дорогая Элисон. – Как всегда, своим ребенком тетя Лайза могла только восторгаться.
Они вновь обнялись, словно на сцене, а потом, чуть покачнувшись, Элисон отступила назад, отпустив мать, и поправила вуаль. Но все равно она висела косо, словно пьяная. Я поняла, после того как мы поцеловали друг друга в щечку, что и хозяйка вуали тоже не трезва. Вероятно, она решила, что все-таки сможет, пересаживаясь с поезда на поезд, добраться от Кеттеринга до Стритхэм-Хилл, а потом уговорит какого-нибудь изумленного водителя подбросить до церкви. Теперь рассчитывала, что мы подвезем ее.
– Сама я за руль нынче не сажусь, – величественно заявила она.
Я подумала, что знаю причину.
– Мамочка, они приглядывают за тобой?
Мгновенно меня захлестнула волна раздражения. Это слово «они». Прошлое словно никуда и не уходило, я по-прежнему была чужой, без денег и места в их мире. Я уже хотела ответить что-нибудь резкое, но меня опередила моя тетушка:
– О да. Принимают меня как королеву, Элли. Твоя кузина Дилис далеко продвинулась в этом мире.
Кузина Дилис держала рот на замке из опасения сказать что-то очень грубое. Могла лишь думать: «Слава Богу, здесь нет Вирджинии, а не то в погребальном костре сожгли бы двух старушек».
– Хорошо! – воскликнула Элисон. – Очень хорошо, мамочка.
Моя кузина подхватила Френсиса под вторую, свободную руку, и вместе мы двинулись к нашему автомобилю.
– Красота, – изумленно сказала моя кузина, когда мы уже собрались садиться. Я не знала, о чем она – об автомобиле, моем муже или моем пальто. Потом поняла. Она стянула с руки перчатку из тонкой кожи, протянула руку и схватилась за мой рукав, точно так же, как мать – за мою юбку. – Кто бы мог подумать о тебе такое, Дилис? – Она рассмеялась. – Помнишь тот плащ? Господи, ну и видок у тебя был в те дни…
На мгновение я застыла. Не могла двинуться. Ни вперед, ни назад. Понятия не имела почему. Внезапно вновь почувствовала себя восьмилетней, на которую смотрят со снисхождением, пусть я тогда еще и не знала о существовании такого слова. Вновь стала бедной родственницей, одетой в старый плащ Джинни, который доставал мне до щиколоток. Пояс от него где-то потерялся, так что мать дала мне другой, из синего пластика. Ботинки жали. Меня забирали на станции «Финсбьюри-парк», и Элисон, в красивом пальто с вязаным воротником, смеялась, глядя на мой плащ. Старые привычки умирают с трудом. Чтобы скрыть боль, вызванную этими воспоминаниями, я начала усаживать тетю Лайзу на заднее сиденье, поскольку моя кузина и не пыталась помочь ей. Когда подняла голову, увидела, что Элисон уже нацелилась на переднее сиденье, рядом с Френсисом. Его взгляд встретился с моим. И то, что он заметил в моих глазах, заставило его насторожиться.
– Все в порядке? – спросил мой муж.
Охваченная яростью, я схватила Элисон за руку и препроводила от передней дверцы к задней, после чего она уселась на заднее сиденье, рядом с матерью. Она, похоже, и не заметила, с какой силой я ее дернула. Я подняла с асфальта оброненную ею перчатку и едва удержалась, чтобы не отхлестать ее по щекам. Затем села на свое законное место. Только после этого смогла взять себя в руки.
– Все в порядке? – повторил он, когда я захлопнула дверцу.
– Все отлично, – излишне громко ответила я, а потом продолжила еще громче: – Вот только сниму это кашемировое пальто, и тогда все будет просто прекрасно…
Я не могла с уверенностью сказать, что до дорогой Элли дошел смысл моих слов. Но мой муж все понял. Не так-то легко провести моего мужа.
– О, Дилис, – откликнулся он, – ты забыла упомянуть, из чего сделана подкладка.
Автомобиль тронулся с места, повез нас всех незнамо куда.
