Богатства будут у нее и в кармане, и в сердце, и она никогда их не потеряет.
Джинни рассмеялась, подняла стакан, улыбнулась отнюдь не весело.
– И разумеется, ты никогда этого не сделаешь, маленькая сестра, не так ли? Ты, возможно, обаятельная и щедрая, как все говорят, но ты не дура. Это опора, на который ты стоишь. Моя – Брюс. Я выбрала его, потому что он хороший, спокойный, надежный человек, который, я думала, будет и добрым.
– Он у тебя добрый. Очень добрый.
– С достойной профессией, сантехник, которая никогда не выйдет из моды…
– Но ты его любила? – спросила я.
– Я любила, что он любил меня. Чувствовала себя в безопасности… Знала, что он никогда не перевернет мой мир с ног на голову и не разобьет мне сердце… и не свернет шею. Но я не жила, Дилли. Я не жила.
Те гребцы, та ива, решение, что это надо сделать.
– Я тоже.
Но Вирджиния меня не слышала.
– О, ты. Ты получила все. Сорвала банк. Все, о чем я знать не знала и внезапно захотела. И тебе даже не пришлось ждать. Тебе еще нет и двадцати, как вдруг появляется Френсис, и вот оно, бракосочетание десятилетия, золотая карета и все…
– Да перестань, Джинни… это уже чересчур…
– Да перестань, Дилли… тебе едва исполнилось девятнадцать, а трон жизни уже преподнесли тебе на тарелочке.
– И я ухватилась за него, как ухватилась и ты, возможно, по тем же причинам.
Она скептически посмотрела на меня.
– Ты всегда была снисходительной маленькой сучкой.
«В зависимости от обстоятельств», – с неожиданной теплотой подумала я. Порадовавшись, что рядом много ушей, а она не употребила более крепкое словцо.
– Спасибо тебе.
– Не стоит. И потом у тебя есть страховка на все случаи жизни. Кто это сказал насчет центра, который может не выстоять?
– Йейтс, – ответила я. – Ирландский поэт.
– Я чертовски хорошо знаю, кто такой Йейтс. Просто не помнила, кто это сказал. Напомню тебе, что я ходила в начальную школу, а ты – нет.
– А я напомню тебе, что я об этом не знала, поэтому меня это не волновало. В отличие от тебя.
– Туше, – ответила она. – Да и в любом случае у мистера и миссис Идеал все всегда в полном порядке, не так ли? Тогда как здесь, в темном углу, населенном тремя уродливыми сестрами и особо злобными королевами…
Мне следовало подумать, прежде чем открывать рот. Следовало, но услышанное так зачаровало меня, так увлекло той драмой, что стояла за этими словами… нет, не словами, правдой, которая наконец-то, после всех этих лет умолчаний и намеков, выплыла наружу, что я забыла про осторожность и уронила-таки тухлое яйцо.
– Джинни, – голос мой звучал ну очень вкрадчиво, – а ты не думала о том, чтобы обратиться к психоаналитику?
Думаю, из этого, момента в памяти у меня останутся главным образом глаза официантки, которые просто вывалились из орбит, прямо-таки как у лягушки, пока она наблюдала, как моя сестра резко отодвинула стул, поднялась и тут же получила выговор от мужчины, который сидел за другим столиком, за ее спиной. Ее стул врезался в его, от неожиданности он перевернул тарелку, и ее содержимое, что-то зеленое, потекло по столу к его спутнице, миленькой молодой женщине, теперь удивленной миленькой молодой женщине, которая определенно не пришла в восторг, увидев, как суп из зеленого горошка, пусть и свежего, капает на ее изящные колени.
Я побежала следом за сестрой, которая у самой двери остановилась, повернулась, наставила на меня палец, заговорила, и голос ее сочился таким ядом, что я отступила на шаг, чтобы слюна не убила меня.
– Не беги за мной и никогда, слышишь, никогда больше не пытайся мне позвонить. Ты… да сама мысль о том, что ты, которая заварила всю кашу, считаешь, что я психически ненормальная, что мне нужна врачебная помощь… ну, это показывает… это показывает… что у тебя самой поехала крыша…
И она ушла.
А в моей голове зазвучал голос Френсиса, наставника и учителя: «Дилис, как ты могла?»
И тут же заговорил Мэттью: «Расскажи ей… Она будет довольна».
Я вернулась к другой, более насущной проблеме: извинилась перед всеми. Дала официантке более чем щедрые чаевые, пообещала миленькой женщине, что оплачу химчистку ее платья, и заплатила за их ленч. Проделала все это, не моргнув и глазом. Вышла в прекрасный сентябрьский день, решив хотя бы эти вопросы, и вдруг осознала, что ей это понравится: вела себя как замухрышка-подросток, о чем и толковала моя сестра. Я это увидела. Будто мгновенно прозрела. Она, которая не имела ничего, теперь имела все. Здесь, на тротуаре, залитая теплыми послеполуденными солнечными лучами, глядя на старый торговый город с многочисленными магазинчиками, банками, кредитными учреждениями, я была богиней на вершине горы. Меня окружал мой мир. Где любая коробка с шоколадными конфетами находилась на расстоянии вытянутой руки. Мир, дарящий мне беззаботность, максимум удовольствий, потворство моим желаниям, счастье… Я уступила искушению, слилась с этим миром, и ангелы меня не спасли. В этом мире я могла войти в банк, заказать дорожные чеки практически на любую сумму, чтобы поехать, куда пожелает моя душа. А после визита в банк, благо в Кингстоне были приличные магазины, купить себе новые наряды
