похожими по величине на пилюли, и сетками для волос. Когда брат заболел желтухой, мама с секретарем райкома на бричке поехала в дальнее село продать теплые вещи и купить продукты. По дороге они натолкнулись на бежавших из тюрьмы заключенных, но сумели уйти. А перед селом их стала преследовать волчья стая. Пришлось остановиться. Секретарь боялся за казенных лошадей. Сначала жгли ветки, а потом в ход пошли и вещи, которые мама хотела продать.
Летом мы с братом работали в поле за булку и стакан киселя в день. Осенью ходили за ягодами и грибами и собирали промерзшую картошку на колхозных полях, которую некому было собрать раньше.
Зимой мама и я вязали носки и варежки. В школе вышивали платки и рисовали, сочиняли стихи. Потом выходили на железнодорожные пути и забрасывали посылочки через открытые двери теплушек, в которых солдаты отправлялись на фронт. У нас не было ни радио, ни телевизоров, из которых нынче можно раз сто услышать о разнообразии прокладок с крылышками и без, о стимороле, который надо жевать целый день. Вечером приходил наш хозяин и рассказывал последние новости с фронта.
Вечерами мама много рассказывала об отце. Они познакомились в Ленинграде, на выпускном балу в военном училище. У мамы был красивый голос. В этот вечер ее объявили как выпускницу консерватории. В действительности она была ученицей профессора консерватории, который руководил самодеятельностью. Он даже предлагал ей помощь в поступлении в консерваторию.
Папа впоследствии рассказывал, как мама в этот вечер пела, танцевала, читала стихи. Зал был заражен ее темпераментом. А когда она попросила публику подпевать припев к цыганской песне «На степи молдаванские всю ночь глядит луна…», который заключался в словах «тра-ля-ля-ля», слушатели повскакали с мест. И красавец Николай, на которого засматривались многие девушки, был покорен.
Делегация выпускников пригласила артистов отпраздновать с ними окончание училища, пожертвовав им свои бутерброды и чай. Так зародилась любовь на всю жизнь. Скромная, без поцелуев на глазах у всех, но крепкая и с большим уважением друг к другу. Вообще отец отличался своим уважением к людям. Он, всегда внимательно выслушав человека, отвечал на его вопросы, никогда не навязывая своего мнения. Для него было все равно — простой крестьянин или посол с двадцатилетним стажем. Помню, был у отца отпуск на целых две недели. Проводил он его с нами под Москвой. Хозяин дачи, где родители снимали две комнаты, пригласил их на какой-то праздник. Малопьющий отец по просьбе хозяина попробовал бражку. После этого отец проговорил с хозяином до вечера. Все две недели к хозяину приходили соседи, чтобы поговорить с отцом «за жизнь», и приглашали родителей к себе.
В начале 1942 года в Долмагово пришло известие, что мы должны быть в Москве. Опять утомительная дорога, но уже радостная.
Москва нас встретила затемненной. В небе дирижабли с сетками. За Москвой-рекой в районе Можайского шоссе зарево пожаров. Оказалось, что отец уже в Турции и ждет нас там.
Дорога наша в Турцию — в объезд через Красноводск, Ленинакан, Карс — была долгой. Мы с братом сразу же пошли в школу. Тогда там была десятилетка Учителя все опытные, знающие и всесторонне образованные люди.
Жили мы в городе в большой светлой квартире. Родители опасались за нас и просили не отходить далеко от дома В те времена турки брали в жены 12-13-летних девочек. Часто их просто «умыкали». За четыре года мы с братом научились общаться с турками. Начало обучения — анекдот, который тогда знали все.
Отец рассказывает свою версию происхождения этого анекдота При посещении генерального штаба Турции ему показали стол Ататюрка на котором стояли портреты Ворошилова и Буденного. Сопровождающий сказал, что Буденный хорошо знал турецкий язык. Отец спросил у посла Виноградова, в действительности ли это так? Посол рассказал, что в 1933 году, в год десятилетия Турецкой республики, туда была направлена делегация, возглавляемая Ворошиловым. В ней был и Буденный. Перед отъездом он вызвал переводчика и попросил подготовить ему 70–80 слов, самых распространенных в таких общениях. Когда делегация поехала на юг Измирской области, он якобы телеграфировал: «Приехал в Муданию. (Есть такой город в Турции.) Стою у дурака (остановка), пью из бардака (стакана). Буденный».
В колонии была очень дружелюбная обстановка Папа умел привлечь людей к работе, но иногда мог и высказать недовольство. Как-то мы небольшим коллективом выехали за город. Молодой сотрудник, проходя по мосту, вдруг прыгнул на широкие перила отделяющие мост от высокой плотины. Потом прошелся по ним и, улыбаясь, спрыгнул. Все вскрикнули от неожиданности, а папа в очень резком тоне сделал ему замечание, сказав, что здесь ни время, ни место показывать свою «храбрость». Грубости или народного жаргона я от него никогда не слышала
Обстановка в Анкаре была напряженной. Вот-вот и Турция станет фашистской страной. К тому же очень часто возмущалась и природа Постоянные землетрясения вынуждали сотрудников и их семьи выезжать за город, даже среди ночи.
Иногда мы отправлялись на машинах в Стамбул. Очевидно, так было задумано по работе отца Проезжали мимо необъятных песчаных карьеров, пещер с сотнями ласточкиных гнезд, а внизу виднелись огромные густонаселенные поселки. А через месяц, проезжая назад, уже не находили ни гнезд, ни селений. Обвалами после землетрясений все было погребено под песком.
Вспоминаю такой эпизод. Как-то отец собрался в «командировку» на американском джипе. Он попросил маму купить спортивный костюм. Когда он померил его, то стал походить на американского солдата
Высокий, красивый, в костюме цвета сафари, он был совершенно нерусским человеком. Такая маскировка была ему кстати.
Каждая такая поездка стоила маме больших нервов. Через три дня к дому подъехал джип. Мы не узнали ни отца, ни его спутника. Волосы были песчаного цвета, ресницы такие же, а костюм полез по швам в самых неожиданных местах. Отец часто с юмором вспоминает эти моменты.
Иногда он выезжал с послом на охоту, но, как видно, у него была там, в болотах, своя «охота». Много писали о покушении на фон Папена О такой «охоте» я читала потом в детективе под названием «Операция «Цицерон». Но ведь могли охотиться не только на фон Папена?
Когда в Турции арестовали Павлова и Корнилова, папа организовал женщин агташата помочь им, чем можно. Я помню, как мама собирала ковры, чтобы застелить сырую камеру, где наши товарищи сидели после ареста.
Несмотря на то что отец часто работал ночами, он старался и нам уделить внимание. Он покупал много книг на русском языке. Потом их скопилось два огромных ящика. И когда мы с мамой, опять без отца, уезжая домой, в Москву, проходили таможню, таможенники удивлялись такому богатству. Тем более за все пришлось платить большие деньги. Папа после этого в Москве расплачивался два года
В посольстве была прекрасная, еще со времен царя, библиотека Мне повезло, что меня иногда туда допускали. Вернее, когда родители уходили на приемы, они оставляли меня с женщиной-библиотекарем. Однажды я так зачиталась, что не заметила прихода родителей. У отца было несколько удивленное лицо, когда он увидел название книги: «Декамерон» Боккаччо. Но он не акцентировал на этом внимание, и теперь, как родительница и психолог, я понимаю, что он поступил правильно. Проблемы этого произведения тогда меня не очень еще волновали.
Мы, дети, иногда задавали своему отцу педагогические загадки. Однажды брат, разозлившись на мои колкости в его адрсс, запустил в меня перочинным ножом. Нож попал в руку. Отец был разъярен. Он повез меня к врачу, а маме велел посадить брата в темную комнату. По приезде он положил его на кровать и первый раз в жизни отлупцевал ремнем. Потом он рассказывал послу: «Я его порю, а у него ни слезинки!» Через неделю, не выдержав, папа спросил у брата, почему он не плакал. Оказывается, браг подложил в брюки тетрадки. Эта сообразительность помогала ему, когда он работал с конструктором Сергеем Королевым и придумывал всякие интересные штуки. Только Сергей Павлович всегда удивлялся, откуда у него такое имя — Марат? Секрета тут не было. Во-первых, в доме на Плющихе, 13, было модно называть детей именами известных людей: Фридрих (Энгельс), Максимильян (Робеспьер), Вильгельм (наверное, Пик) и т. д. Во- вторых, Маратом отец его назвал в честь линкора «Марат», на котором он проходил практику во время рождения сына
Иногда я слушала беседы отца о воспитании. Посол Сергей Александрович и его жена Евгения Александровна воспитывали свою дочь почти что в спартанском духе, как мы тогда считали. Она была всегда строго одета, скромно причесана, много занималась. Наши родители много говорили о значении
