- И Он услышит тебя?
- Я надеюсь. - Енох встал на колени у окна, выходящего на восток. Тишина стояла такая, что снаружи были слышны крики воронов, возвещающие наступающее утро. Енох молился.
Ноема в задумчивости расчесывала костяным гребнем волосы, пока они не превратились в черный поток. Енох молился. Ноема вынула из воды душистые цветы и стала плести венок.
Енох молился. Ноема надела венок на голову, аромат цветов одурманил женщину, и она задремала. Плечо и рука обвисли. Ноема вздрогнула и задышала ровно.
Енох молился.
Рядом с ложем беспомощно простонал женский идол.
Ноема спала.
Енох внимал Богу.
49. В это же самое время Тувалкаин, вымытый, в чистых одеждах, поджидая жреца-священнокнижника, дремал за столом в глубоком кресле.
Жрец-священнокнижник явился к утру, когда солнечный свет уже заглянул в узкие окна под потолком и своим присутствием облегчил все предметы в библиотеке. Даже минералы на полках, в местах, где на них падал свет, казались легкими и полупрозрачными. Жрец остановился перед столом в усеченном конусе света. На его левой руке бликовали висящие на цепочке чернильница и маленький колчан с тростниковыми перьями. В правой руке, слегка дрожащей, жрец бережно держал папирус. Мозоль на правой фаланге длинного среднего пальца чернела въевшейся краской. Ей же был испачкан кончик носа жреца, будто он нюхал написанные буквы. Тувалкаин снисходительно улыбнулся.
- Я прочитал и переписал записи Еноха-сифита, господин! И хочу доложить, что система знаков Еноха основана на письменности каинитов.
- Я не сомневался в этом. - Тувалкаин удовлетворенно кивнул, не меняя полулежащей позы. Вокруг него все было легко и празднично. Его убаюкивало бликование чернильницы.
- Очевидно, Иавал-скотовод передал Еноху часть своей власти над письменами. (Тувалкаин удовлетворенно кивнул.) Но Енох обогатил ее несколькими знаками, которые передают гласные звуки. (Тувалкаин вопросительно насуровил брови.)
- Я благодарю тебя, Иагу. И еще раз извини, что заставил тебя работать всю ночь.
- Это не работа, господин! Творческий труд приносит радость. - Он вынул из холщовой сумки скалки с пергаментом Иавала и передал Тувалкаину.
- Я вывел записи Еноха, господин, как вы велели.
Тувалкаин кивком поблагодарил жреца за исполнительность.
- Оставь свой папирус с блаженствами Еноха и... ты свободен! - сказал Тувалкаин, как обычно тоном подчеркивая корень любимого прилагательного.
- Господин! Я хочу сказать, что Енох-сифит талантливый человек. Его знаковые добавления облегчают воспроизведение написанного. Его знаки обогатят нашу письменность, если мы их примем. (Тувалкаин снова вопросительно нахмурил брови.) Не секрет, что многие каиниты умеют читать и писать, но затрудняются переводить написанное речью (брови Тувалкаина снова вопросительно нахмурились). Я осмелился заговорить об этом, господин, зная ваше стремление к объединению всех детей Адама. Принятие знаков Еноха-сифита в письменность каинитов непременно послужит делу, на которое вас благословили боги.
- Мне нравится твое предложение, Иагу, - улыбнулся Тувалкаин. И сделал легкий жест рукой, давая понять, что разговор окончен.
Тувалкаин взял оставленный жрецом папирус, быстрым легким взглядом пробежался по блаженствам Еноха, прочитал. Вернулся к одному из блаженств и прочитал вслух:
- 'Блажен, кто возвратится от пути временного сего света суетного и ходит по путям правым, ведущим в жизнь нескончаемую'. - Тувалкаин вспомнил слова Мелхиседеки: 'Речь, точно мед, течет из уст Еноха'. Кончик языка нашел дупло в верхнем ряду зубов. Тувалкаин цыкнул и поморщился.
50. Енох шел по городу - городу каинитов, в котором было много белых домов, верхние этажи которых украшали веранды, а крыши с навесом давали тень. Енох шел по чистым умытым улицам, таким ровным, точно фасады домов выравнивали по шнурку. Прошел сквозь галдеж мордастым, кричащим базаром и вдруг услышал:
-
