только по разным склонам, Мафусаил - ни в какую! Он готов согласиться со мной (я это чувствую), но авторитет отца!.. Мафусаил весьма неглупый человек, но авторитет отца!.. Поэтому я и прошу вас, Сепфора, поговорить с Енохом, зная его какую-то крохоборную щепетильность в вопросах культа. Но, может, то незавидное положение, в которое попал ваш сын, как-то повлияет и на вашего мужа.
- Енох знает об условии ваших патриархов? - спросила Сепфора, ладонью вытирая слезы.
- И да, и нет. Я намекнул, но не уверен, понял ли меня Енох. Я не решился продолжить разговор, но насколько я знаю пастушеский культ, у вас есть что-то насчет того, чтобы брать на себя тяготы других. Может, все-таки Енох одумается и оставит свой застарелый фанатизм.
- Мы идем к Еноху?
- Да.
- А где мой сын?
- В темнице, - спокойно сказал Тувалкаин, а у Сепфоры заломило под сердцем.
55. Зашли в дом, прошли залу с полками под потолок. На них - отшлифованные минералы. Сепфора с трудом оторвала взгляд от камней. Ей казалось, что из них кто-то смотрит на нее. И страшные скульптуры неземных форм из черного гипса тоже изучающе смотрели на Сепфору. Тувалкаин чуть повернул стол, и кусок стены за ним легко выдвинулся. Появился провал арки с узкой винтовой лестницей. Сепфора чувствовала себя подавленной. Бубен еще звучал в ней. Уперлись в кованую дверь с мощной железной задвижкой. Тувалкаин привычно отодвинул ее, и зашли в круглую комнату, хорошо освещенную тремя застекленными окнами. По стенам стояли полки со свитками пергаментов. Енох спал на деревянном полу, положив под голову свернутый рулоном ковер.
- Еноше! - Сепфора бросилась к мужу... и остановилась в нерешительности. Лицо ее засветилось такой теплотой и любовью, что Тувалкаин почувствовал себя лишним. Сепфору поразила произошедшая в Енохе перемена. Он улыбался и говорил добрые слова, но в его глазах поселилась усталость. Над переносицей рубцом - глубокая морщина.
- Ты - счастливый человек, Енох! Твоя жена любит тебя, - бодро сказал Тувалкаин. - Мне тоже надо было придумать свое вознесение на небо, а потом спуститься для проповеди. Может, тогда и меня полюбили бы, как тебя. - Ирония Тувалкаина была мягкой. Он еще помнил восхищенный взгляд Сепфоры в цехе. Тувалкаин подошел к столу, глянул на пергамент, натянутый на станочке. Пергамент был девственно чист. Тувалкаин усмехнулся и хмыкнул, чтобы Сепфора обратила внимание на его ухмылку. 'Так я и думал', - говорил его взгляд. Он пальцем по пыльце пергамента начертил мистическое 'тау'.
- Еноше, наш сын Мафусаил...
- Я знаю. - Енох сел на полу, прислонился к стене. - Тувалкаин, как я могу помочь своему сыну?
Тувалкаин отошел от стола, не сразу, будто нехотя, будто что-то обдумывая, словно не было ничего у него припасено. Посмотрел в глаза Еноху и подумал, что заготовленную фразу надо сказать как можно непринужденнее, чтобы подумали, что она родилась только что. Но Енох опередил:
- Я могу принести жертву вместо Мафусаила?
Тувалкаин не ожидал и не смог скрыть этого, он не смог скрыть своей радости.
- Это было бы намного лучше, - искренне сказал он, боясь, что Енох передумает. - Я, Енох, не ожидал, что ты вот так... сам... Может, ты забыл, рядом с вашим жертвенником будут наши идолы.
- Я помню, - подтвердил Енох, - но у меня условие, и вполне выполнимое.
- И?
- Ты отпускаешь Мафусаила и Сепфору сегодня же!
- Под твое слово совершить совместное жертвоприношение? - с едва заметной издевкой спросил Тувалкаин. - А если я не сделаю этого?
- Тогда ты испортишь нам жизнь, а себе праздник.
- Хорошо! Но подобное решение я не могу принять единолично... Если я получу согласие патриархов, к концу дня я вернусь с Мафусаилом.
56. Когда остались одни, Енох сказал своей жене Сепфоре:
- Как только Тувалкаин привезет Мафусаила, сразу же отправляйтесь в обратный путь. В день
