Фаза Урана

– Помогите! – закричал я.

– Помощь близка, путь к спасенью укажет тебе жрец Аратты!

Хмара занес камень для удара. Я закрыл голову руками и продолжал кричать. В это мгновенье камень опустился. Археолог с силой ударил себя камнем по макушке и рухнул возле меня на траву. У него хлестала кровь.

– Черт! – выругался я и бросился осматривать рану.

Кажется, череп был не поврежден, однако кожу на голове жрец Аратты рассек себе прилично. Кровь нужно было останавливать. Я снял с Хмары пиджак, стянул с него рубашку. Оторванным рукавом попробовал перебинтовать голову. Археолог начинал бредить на каком-то непонятном языке:

– Капанавагиру завука дуфа Брахмапатара ватинару друг вабрапанамну тара.

Это походило на глоссолалии пятидесятников, которые те устраивают на своих собраниях. Та же религиозная экзальтация. Та же абракадабра вместо человеческих слов.

Внезапно я услышал другие, куда более земные голоса и обернулся. В нашу сторону бежал патруль: два солдата и овчарка на натянутом поводке. Вероятно, их привлекли мои крики и сейчас они направлялись в нашу сторону. В считанные секунды я оценил свою плачевную диспозицию. Я на запрещенной территории. Без документов. Рядом со мной бывший пациент психбольницы, окровавленный и в состоянии глубокого наркотического опьянения. Кто звал на помощь, в комендатуре разбираться не будут. Вывод напрашивался сам собой. Нужно было отступать, улепетывать.

– Прощай, брахман, – сказал я напоследок Петровичу, схватил бутылку и прыгнул в лощину.

Я кубарем скатился вниз в ручей, оцарапав руки. Вскочил и поскакал по воде против течения, рассчитывая, что овчарка не сможет взять след.

Я проклинал себя, свое любопытство, древнюю страну Аратту и всех ее брахманов. Днесь выдался на редкость веселым.

5.

Я шел по улице и от меня шарахались прохожие. Мои разорванные штаны по колено были испачканы грязью и травой. К футболке намертво пристали семена сорняков. На локте запеклась пыльная кровь. К ране был приклеен лист подорожника.

В аптеке я купил упаковку гигиенических салфеток и лейкопластырь. Продавщица предложила позвонить в больницу, но я вежливо отказался. Аптечные часы показывали полседьмого. На столике, под плакатом с красным лоскутком, лежали бесплатные одноразовые шприцы и презервативы. С самого утра я ничего не ел.

– Хлопец. Дай водички попить, – попросил пожилой мужчина.

Я понял, что прижимаю к груди бутылку с археологическим зельем.

– Нет. Не дам, – сказал я и выбежал из аптеки.

Спустя мгновение я вернулся, схватил со столика несколько бесплатных шприцов и презервативов, а затем ушел, теперь уже навсегда

U. Резервация

В Старом парке жарило лето, и плодоносил абрикос, но с неба валил снег, и я смотрел, как снежинки, словно стрекозы, садятся на статуи. Статуи вновь вернули в парк, и теперь летчик с пропеллером, девушка с веслом, пионер с горном и гимнаст с гимнасткой составляли нам компанию. Вместо бомбоубежища нас всех с конвоем отправили сюда, в Резервацию.

– Снег идет, а лето, – сказал я.

– В этом году, – пояснил Леня, – Пасха выпала на среду и пингвины полетели на север, а это верная примета того, что летом будет идти снег.

– Сколько мы здесь пробудем?

– Пока не закончится ядерная зима.

Мы стояли под абрикосами, и в них происходили мутации. Огромные желтые плоды, размером с отрубленную голову, срывались вниз и медленно катились по земле.

– Я хочу есть, – сказал я, – Нас здесь собираются кормить?

– Из еды только абрикосы, – ответил Степан.

– Вид у них не слишком аппетитный.

– Абрикосам теперь тяжело – они превращаются из деревьев в животных. Но их мясо уже вкусное, оно похоже на конину.

Я никогда не пробовал конину, поэтому подобрал с земли тяжелый плод и надкусил его. Как оказалось, на вкус конина ничуть не отличалась от обыкновенного абрикоса.

– Надо отсюда убираться, – предложил я, вытирая губы от оранжевой сукровицы, – Не нравится мне здесь.

– Скоро прилетят вертолеты и сбросят песок, – сказал Ф.

А я посмотрел в сторону горизонта, туда, где нависал зеленый гребень радиации. Из-за снегопада различить его было тяжело. Зато было хорошо заметно, как неподалеку от нас, в тени абрикос, по сугробам, медсестра тянула на своих плечах раненого красноармейца.

– Не нравится мне здесь, – повторил я. – Вы как хотите, а я буду выбираться.

Леня и Степан молчали. А Ф. вдруг под действием мутации превратился в директрису, и закричал:

– Растрепин, ты анархист!