– Что тебе рассказать?
– Кто твои родители?
– Мама преподаватель фортепиано в музыкальной школе. Папа – менеджер в строительной организации. Ничего выдающегося.
– А ты почему не работаешь?
– Меня уволили.
– Ты работу ищешь?
– Нет.
– Почему?
– По контракту фирма, которая меня уволила, должна до ноября выплачивать пятьдесят процентов зарплаты, если я, конечно, не найду новую работу. Оттого я и бездельничаю.
– А это сколько?
– Что сколько?
– Ну сколько ты сейчас получаешь?
Женщины всегда поражают своим неуемным финансовым любопытством: моя мама, например, понятия не имеет за какую команду играет Шевченко, зато прекрасно осведомлена о размере его жалованья. Я называю Ане сумму, которую сейчас получаю, и даже почти не вру.
– Ого! – говорит она, – Это в два раза больше, чем моя мама получает в больнице.
– Что тебе еще рассказать? – спрашиваю я, чтобы перестать, наконец, обсуждать денежные вопросы.
– Растрепин, расскажи, что тебе нравится, а что нет.
Я задумываюсь. Размышляю, что мне нравится, а что нет. Я люблю дождь, пиво, запах типографской краски (когда открываешь новую книгу), жареную картошку и «Динамо» Киев. Не люблю чернослив, боулинг, гусениц, щекотку и «Шахтер» Донецк (соответственно). Список получается нелепым, поэтому я отвечаю:
– Не знаю, не могу сказать.
Наверное, и у Ани нужно спросить, что ей нравится, а что нет. Но ее предпочтения и антипатии я и сам могу определить без особого труда. Ей нравится: молочный коктейль с клубникой, «Океан Эльзы», домашние животные, вязаные свитера и марихуана (даже если она будет отрицать, что ее пробовала). Не нравится: красный цвет, запах перегара, нефтяные компании, матюги и футбол (уж это-то я знаю наверняка). И я молчу.
– А почему тебя уволили, Растрепин?
– Не сошлись характералли. И давай не будем о моей бывшей работе.
– Нет, – не унимается Аня, – Ты все-таки объясни. Должна же я знать, кого к маме в гости веду.
– Ну как тебе сказать, Аня. Живи Гоголь в наши дни, он, наверное, вместо рассказа «Шинель», написал бы рассказ «Мобильный телефон». Такие дела.
Я знаю наперед, что путаный ответ заставит Аню сосредоточиться, и она хоть на время перестанет донимать меня вопросами. Так и происходит. И это неудивительно, особенно если учесть, что «Шинель» она не читала.
Не рассказывать же ей, как меня на самом деле уволили?…
XIV Анафема
За металлопластиковыми окнами, будто в аквариуме, плавал полуденный май. В банкетной комнате стоял оранжевый запах тюльпанов и желтый запах духов. Желтый запах был особенно стойким. По моим подсчетам, при производстве этих духов пострадало, как минимум, три кашалота.
Праздновали день. рождения Амалии Потаповны – бухгалтера из отдела внешнеэкономических связей. На круглом столе кое-где еще сохранялись оазисы богатой закуски: шоколадные конфеты с косточками орехов; красная икра, волдырями усыпавшая рыхлую плоть батонов; ветчина с перламутровыми прожилками; маслины, тонущие в своей собственной черной сукровице. Из выпивки, кроме шампанского, имелись мартини, херес, тамянка, кагор и коньяк. С этикетки кагора мне лукаво подмигивал пухлый монах – уж он-то, не в пример мне, знал как себя вести в коллективе.
В нашем офисе работало много людей. Соответственно, дни рождения случались часто. И я сам не заметил, как стал завсегдатаем подобных мероприятий. В глубине души, я завидовал большинству своих сослуживцев. Они умели заскочить в банкетный зал ненароком, будто что-то забыли, пробурчать поздравление, наскоро осушить фужер, а затем так же внезапно умчаться восвояси, выковыривая на ходу из зубов петрушку, и показывая всем своим видом, что их ждут не дождутся неотложные дела: факс из Индонезии или срочный разговор с островом Мэн. Я так не мог, еще когда был студентом, считал, что пить можно только затем, чтоб напиться, и искренне презирал буржуев, которые употребляют алкоголь для других целей. И хотя мое мировоззрение успело измениться, и сам я уже был в некотором роде буржуем, привычка не исчезла, а только окрепла, словно помоечный кот, волею судьбы очутившийся в пентхаусе. Я приходил на праздники первым и уходил последним, как случайный персонаж в комедии положений. За последний год я серьезно поднаторел в механизме откупоривания шампанского и в произношении тостов.
– Амалия Потаповна. Желаю вам, чтобы ваша красота, ваше женское обаяние радовали нас еще по меньшей мере сто лет, – сказал я и выпил очередную рюмку коньяка.
Амалия Потаповна, растрогавшись моим тостом, глубоко вздохнула. Ее и без того огромный, декольтированный бюст увеличился на пару размеров. Теперь на него можно было облокачиваться, как на барную стойку». Стоп. Я понял, что вылакал уже целую бутылку коньяка. Когда ж я это успел?
– Ой, девочки, – вдруг воскликнула ведущий экономист Таисия Федоровна, – главное – это больше
