– Так ты зачем меня сюда привела?
– А помнишь, как ты меня привел в то кафе? Это место для меня такое же. У всех людей, наверное, найдется такое место…
– Ну, и что здесь особенного, в этом твоем месте?
– Я здесь нашла подкову.
Я недоуменно осмотрелся. Интересно, откуда здесь взяться лошади?
– Сначала каска, потом подкова. Неудивительно, что тебе дали грамоту за сдачу металлолома.
– Осенью в водохранилище отлив, – пояснила Аня. – Есть такое время в конце ноября, когда льда еще нет, а вода ушла. В детстве мы с друзьями каждый год приходили сюда и ходили по берегу, по полосе ила. Уже было холодно, и ил был твердый. Мы всегда что-то находили. Мясорубку, бывало, косу, там, найдем или кочергу. А один раз я нашла подкову. Ты когда-нибудь находил подкову?
– Нет, никогда. Я и мясорубку никогда не находил. Я всю жизнь терял что-то. Велосипед, например, один раз потерял. Только… Только откуда тут это все? Ну, там, коса, кочерга^ Поселок-то ваш далековато.
– Тут ведь село рядом.
Я снова огляделся. Развалины профилактория на село явно не тянули. Дальше простиралась степь.
– Где? Где же тут село?
– Здесь, – ответила Аня и показала на водохранилище, – здесь, под водой. Когда-то здесь было село, а потом построили гидроэлектростанцию, и все затопило. Много-много дворов. Знаешь, однажды мы здесь встретили старушку. Она сказала нам, что жила там – в селе. Тогда она еще была молодой женщиной, и у нее был муж, он работал лоцманом.
– Лоцманом?
– Да. В этом месте раньше шли пороги. Они теперь, конечно, под водой. Лоцманы знали, как пороги проходить, и провожали суда. Потом появилось водохранилище, и лоцманы стали никому не нужны. Ее муж больше ничего не умел и остался без работы. Она сказала, он много пил, а потом умер… А еще она сказала, что если прийти сюда ночью и долго смотреть в воду, то можно увидеть, как светится огонь в окнах затопленных домов. Некоторые старики не захотели переезжать и остались в селе, под водой. Навсегда.
– И вы приходили сюда ночью?
– Я одна сюда приходила. Только маме не говори – она не знает. Я все тогда пыталась огни увидеть. Иногда мне казалось, я их вижу, а потом я понимала, что это просто луна отражается в воде.
– И ты не боялась?
– Немножко. Но я здесь нашла подкову. Значит, это место мне приносит счастье…
… Довольно долго мы сидели с ней молча. Сидели на горячих валунах гранита и смотрели на искусственное море. Солнце перевалило за точку зенита. Внезапно, над поверхностью воды выпрыгнул, изогнувшись дугой, и опять нырнул в глубину, сверкнув оранжевым брюхом, огромный карп, размером с автомобильную покрышку. Как и карпу, мне отчаянно захотелось купаться.
– Пойду, поплаваю, – сказал я.
Я стянул с себя сандалии, шорты, футболку, снял солнечные очки. Медленно стал заходить в воду. Илья еще не наступил, но вода здесь уже начинала цвести – будто в нее добавили зеленый химический краситель.
Окунувшись, я быстро поплыл кролем.
– Ты куда? – услышал я оклик Ани.
– За скипидаром! – попытался я крикнуть в ответ, но чуть не захлебнулся…
Часы Ани показывали десять вечера. Мы сидели рядом с турбазой «Кристалл» и ждали автобус. Я курил, прислонившись спиной к прутьям забора. Прутья увивала виноградная дичка. Со стороны турбазы полифонично текла украинская песня. Пожилые женщины сидели в освещенной беседке и пели о любви, о ночи, о звездах, о дубовой роще и о русалках, и слушать их было очень приятно…
Незадолго до этого я заходил в сарай дежурного, но Борисыча там не было. Наверное, его смена закончилась. Надеюсь, его не убила жена, и он починил транзистор, и плыл теперь где-то по волнам на своей яхте.
Желтый турецкий «Карсан» подкрался откуда-то со стороны поселка. Все места в нем были заняты. К счастью, водитель неожиданно оказался моим знакомым. Он теперь водил пригородный автобус. Я спросил у него, как его дочь, и как пианино, и он за это пустил нас бесплатно, даже Кида.
Мы сидели на сумках в проходе. В салоне ехало много людей: с турбаз, лагеря и поселка. Кто-то вез наполненные куриными яйцами плетеные лукошки, кто-то вишневые саженцы, кто-то орущую рэп аудио- систему. Рядом с нами, женщина на руках держала запеленатого ребенка. Ребенок был маленький и розовый, и становилось ясно – он родился не раньше минувшей весны. Я держал на руках спаниеля. Хоть по человеческому счету, мы с ним были приблизительно ровесники, но он тоже выглядел сущим ребенком.
– Почему ты мне ничего не рассказываешь, Растрепин? – спросила Аня, когда мы выехали на автостраду.
– О чем?
– Об уране.
– А почему ты решила, что я что-то могу рассказать?
– Я поняла это вчера ночью, на пирсе, когда ты говорил про богов и про серп.
