Сергей Чихачев
КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями
Глава 1
Вы, пожалуйста, не выбрасывайте это сразу. Прочтите это и выбросьте только потом, если уж будет надо. Прошу вас. Меня зовут Сергей, я не сбрендил. Я сбросил эту большую жёлтую папку – она более походит на небольшую обшарпанную плиту – с седьмого этажа. Я надеюсь только на то, что кто-то прочтёт. И всё, больше я ничего не прошу.
Я не могу выйти отсюда, с седьмого этажа (третья секция), вот в чём беда. Видите – на обложке бледными чернилами написано «Не было кино»? Это моё объяснение тому, почему его не было.
Ещё раз подчеркну: то, что вы прочтёте (если не выкинете папку), не является вымыслом! Более того, ещё недавно я жил в том же мире, что и вы, семью этажами ниже. А теперь я здесь и не выйду отсюда никогда.
Теперь, наверное, можно подробнее. Если вы выкинули жёлтую папку – кипу сброшюрованных листов – или отдали её тем, кто стоит всё время внизу, в нашей проходной на первом этаже, – то всё равно конец. А если не выкинули – сейчас я вам всё подробно расскажу. Только я вынужден буду говорить намёками. Я много видел тут. Лучше будет, если без подробностей. Например, так: меня зовут Сергей, я родился в Москве, мой прадед был купцом и жил там, где теперь метро «Бауманская», на улице Б. У него был двухэтажный дом. На первом этаже магазин, а на втором жилые комнаты. Большевики уплотнили дом. Там после революции обитало семнадцать семей, а прадед с прабабкой доживали век в чулане, где у них до революции хранились швабры. Им повезло, я считаю. Большинство дореволюционных купцов с жёнами переселились в деревянные квартиры куда меньших размеров. Почти сразу же эти обиталища перемещались под землю – и большевики тут же забывали о купцах и купчихах.
Теперь дома уже нет: его снесли в конце 70-х. Сейчас там стоит уродливое, словно плоский метеорит, врезавшееся в слободу здание Следственного К. при Генеральной П. Я не буду называть полностью, ладно? Вы привыкнете.
Чувствую, я перегружаю вас глупыми подробностями и вы сейчас бросите читать. Тогда быстро: Я окончил школу, потом университет и стал работать на телевидении. Был редактором, корреспондентом, ведущим, писал сценарии телепрограмм… и так далее и тому подобное.
Уже и не упомню, когда на меня свалилась, будто с неба, эта странная и случайная халтура. То ли во времена, когда я писал телевизионные астрологические прогнозы, то ли тогда, когда делал программу о компьютерных играх. Не помню. Честно.
А было вот как: мои товарищи вдруг заделались продюсерами и предложили мне написать синопсис. Жуткое слово, правда? Это такой псевдолитературный короткий вариант сценария. То есть, скажем, синопсис «Войны и мира» в наши дни уместился бы на трёх десятках страниц шестнадцатым кеглем. При условии, что Лев Т. был бы не Писателем, а писателем синопсисов. Он бы неплохо зарабатывал, кстати, этот Лев Т. С его страстью к многословию я бы с удовольствием передавал бы ему, как коллеге (если бы он вдруг сидел на работе в соседней комнатушке), сериалы «про жизнь» от сорока серий, которые рассчитаны на женскую аудиторию.
«Короче, слушай, – возбуждённо говорил мой товарищ, – есть один проект. Взять всяких рок-н- ролльных отечественных звёзд. Вячеслава Б., например, или Гарика С., или Константина К. Понимаешь, да? С ними договорятся точно. Нужен такой фильм, чтоб они все там снимались и играли бы равновеликие роли. Ты напиши нам чё-нить, а? Ты же пишешь вроде?»
Вот разве можно было употреблять глагол «писать» к тому, чем я занимался? Я выслушал товарища и вернулся к астрологическому прогнозу. Или, скорее всего, к компьютерной игре. С прогнозами я вообще, честно говоря, справлялся быстрее. Это, наверное, потому, что я не астролог. Но штатная специалистка всё время болела и тексты присылала не вовремя. Звёзды говорили ей обо всём, кроме того что она вскоре захворает. Что же, из-за неё эфир срывать?! Я садился за компьютер. Составление несложного прогноза для Стрельцов занимало не более шести минут, включая время на заваривание чая. Девы отнимали минут восемь (старался для себя). Близнецы вместе с Овнами – шесть минут на обоих. То есть на троих. Судьба остальных знаков решалась ещё быстрее. Через три четверти часа я вставал из-за компьютера – астрологический прогноз для большой страны был готов.
А главное – никто не жаловался на неточность. Правда, никто. Редкие сумасшедшие телезрители (разве будет нормальный человек писать письмо в телепрограмму?) излагали на бумаге любые мысли, кроме одной, меня беспокоившей: «Какой самозванец вторгся в епархию магических сил и когда эти самые силы его накажут?!» Впрочем, однажды сердце ёкнуло. Сначала некий псих написал письмо с предостережением. Псих предупреждал, что вскоре (указывалась дата и время) Земля должна вроде как налететь на небесную ось. Или что-то там в этом роде. Предполагаемый апокалипсис был бы, безусловно, смертельным для меня, для самого психа и для всего человечества. О чём планету следовало предупредить в условленный день и час. Сделать это псих собирался с помощью всемирно известного телеканала РТР. Его как раз тогда никто, кроме страны Р., не смотрел.
Я выкинул письмо в переполненную бумагами мусорную корзину и забыл о нём, так как торопился уйти с работы. До апокалипсиса оставалось почти два месяца – куча времени, а в тот вечер мне нужно было много времени, чтобы уломать девушку.
Примерно через месяц в редакцию пришло ещё одно письмо от психа, написанное ледяным официальным языком. Тут-то я и забеспокоился. Обычно психи не контролируют свои мысли, когда нервничают. А этот контролировал. Псих с холодной ненавистью сообщил, что он разочаровался в телеканале РТР, поскольку последний, очевидно, управляется жидомасонской ложей, о которой он, псих, отлично осведомлён. «Эта самая ложа как раз и заинтересована в неразглашении грядущего апокалипсиса», – писал он. Каждое его слово сочилось презрением. Оказалось, что он, псих, уверился в сговоре жидомасонов с инопланетянами сразу, как только убедился, что ни в указанный день, ни в указанный час в эфире ничего не прозвучало. А раз так – быть войне. «Вниманию редактора! – рявкнуло письмо, и я насторожился, поскольку редактором был именно я. – Ставлю Вас в известность, что Вы, жидомасонский прихвостень, вызваны мной на астральную дуэль. Тогда-то и тогда-то (указывалось число) мой астральный двойник найдёт во сне Вашего астрального двойника и убьёт его».
Мне стало не по себе. Вся эта муть про апокалипсис меня не возбуждала и не возбуждает до сих пор. Я надеюсь, что высшим силам будет угодно объявить о конце света хотя бы за час, чтобы мы все успели предаться последним радостям жизни в виде свального греха, пьяных песен и грабежей.
Но вот конкретный выпад мне не нравился. Мало ли что? Говорят же, что Брюс Л. погиб именно от астрального кун-фу, что бы там это ни значило.
Всё закончилось благополучно. Апокалипсис, как вы знаете, пока ещё в будущем. А я жив, хотя дата дуэли давно прошла. Возможно, мой астральный двойник показал тому астральному двойнику козью морду.
Предложение написать синопсис крайне обрадовало меня. Тут-то я мог дать волю фантазии и придумать гораздо больше, чем предупреждение женщинам-Водолеям «ни в коем случае не отказывать мужчинам во вторник» (я преследовал свои цели, управляя звёздами посредством федерального канала, и, случалось, достигал их).
Я сел перед монитором. Слева тянуло холодом из незаклеенных окон, а за стеклом двенадцатью этажами ниже ласково мигал тусклыми огоньками Черкизовский рынок, смрадное опрокинутое поле которого находилось как будто на одном уровне с моими глазами. Изогнувшись на перилах балкона, на меня молча смотрел неизвестно что делающий на такой верхотуре соседский кот. Справа было тепло, тихо и темно: стояла ночь и в пяти метрах на раскладном диване уже вовсю спала девушка.
И я начал писать, вспоминая рассказ матери. Когда мне было года четыре, мы с ней пошли по грибы. Из леса возвращались по железной дороге, по шпалам. Я упрыгал далеко вперёд, а мама подотстала, и тут откуда ни возьмись появился поезд, тяжёлый товарняк. Мама побежала ко мне, крича, чтобы я убирался с дороги. Я был далеко от неё и ничего не слышал. Железная дорога с её горячим тягучим медово-нефтяным запахом представлялась мне, видимо, родным существом. Мать успела добежать и скинуть меня с рельс, когда товарняку оставался до меня десяток-другой метров.
И я стал писать о железной дороге. О том, как на путях мог кто-нибудь оказаться. О том, как в кабине был машинист… Ну и так далее. Через несколько дней повесть была закончена. Я назвал её «Механическая
