— Вот ведь ты как…
— Чего?
— Пассивничаешь. А нам нужно драться за людей, Воробьев. За каждого комсомольца.
«Все-таки жалко ему отца или нет? — думал Костя, глядя в широкоскулое лицо Петера. — Должно быть, жалко. Я бы все-таки действительно не смог… И потом ведь сам Петер не знает толком, за что посадили его отца. Говорят, за какую-то давнюю историю, когда комбриг Чалкин еще воевал в Средней Азии».
Литератор Лариса Федоровна посмотрела на пустовавшее место, где должен был сидеть Алеша:
— Я вас прошу, Воробьев, сказать о поведении Колобова его родителям. Еще один прогул, и педсовет не допустит его к экзаменам. Где он бывает?
— В библиотеке, — солидно ответил Костя. — Читает стихи.
— Он все врет, этот Колобов, — крикнул Ротштейн.
— Заткнись, Сема! — не выдержал Васька, считавший своим долгом заступаться за всех.
— Панков, выйдите из класса! — нервно сказала Лариса Федоровна. Она терпеть не могла жаргонных словечек. За них не раз попадало ребятам.
Васька нехотя поднялся, стукнув крышкой парты, и направился к двери. Ему не хотелось уходить. Он шел не спеша, словно надеясь, что его остановят. Но Лариса Федоровна молча смотрела ему в спину до тех пор, пока за Васькой не закрылась дверь.
Дальше урок пошел нормально. О Ваське и Алеше, казалось, все забыли. Однако, когда Лариса Федоровна вызвала к доске второгодника Саньку Дугина и он ничего не смог ответить, она едко заметила:
— Мы говорили о Колобове. И вы, Дугин, посмеивались. Да-да. Конечно, вы аккуратно ходите в школу, но для чего ходите — непонятно.
— Я учил… — подавленно вздохнул Дугин, отводя в сторону растерянный взгляд.
— Плохо учили. Садитесь.
Дугин понуро сел. О чем-то пошептался со своим соседом Митькой Кучером и процедил сквозь длинные и острые, как у крысы, зубы, чтобы слышала Лариса Федоровна:
— Я тоже буду плановать.
— Сделайте одолжение, — взглянув на Дугина, сказала Лариса Федоровна, и брови ее круто переломились.
— Колобов идет в военное училище, — выкрикнул Ванек.
По классу пробежал сдержанный смех. Кто примет Лешку в училище, когда ни возраста, ни силенки — ничего нет? Парнишка еще, а лезет туда же. Да таких-то близко не пускают к самолету!
— Вы серьезно, Мышкин? — спросила Лариса Федоровна. — Но Колобов любит литературу. Передайте ему, что я хочу поговорить с ним.
После уроков Костя остановил Ванька на крутой пыльной лестнице, когда тот сверху летел к раздевалке. Костя ухватил его за рукав куртки так, что она затрещала. И Ванек обозлился:
— Чего лапаешь?
— Слушай. Что Алеша наделал?
— Не знаю.
— А где он сегодня?
Ванек неопределенно дернул плечами. Мол, откуда мне знать. Затем сказал с обидой:
— Ты говори прямо…
— Это я у тебя спрашиваю. Мне Чалкин сказал…
— А иди ты со своим Чалкиным! — отрезал Ванек.
Из школы Костя вышел следом за Владой. Надевая демисезонное клетчатое пальто, она на минуту задержалась на ступеньках крыльца. Костя взял у нее черный кожаный портфель и ждал, когда она застегнет пуговицы. Затем они пошли по аллее пирамидальных тополей, мимо стриженых акаций. Было тепло, а Косте даже жарко. Но Влада куталась в воротник пальто: очевидно, боялась простуды.
— Скоро мы уедем, — с грустью сказал Костя. — Всей компанией…
— И ты в училище? Все с ума посходили!.. А я осенью поеду в Москву, в университет. Ты будешь писать мне? Каждый день? И даже тогда, когда станешь знаменитым летчиком?
Костя не успел ответить. За спиной у них раздались торопливые знакомые шаги, и когда Костя резко повернулся, он увидел догонявшего их Илью Туманова. На Илье было напрочь распахнуто старенькое пальто, из которого он давно уже вырос, и полы развевались где-то сзади. Илья вытер веснушчатый нос платком и недобро посмотрел на Костю. И тут же смутился, согнал с лица выражение явного неудовольствия.
— Вы о чем-то спорили? — спросил Илья лишь для того, чтобы как-то вступить в разговор.
— Ты догадлив, — слегка усмехнулась Влада. — Ты будешь мне писать, Илья, когда уедешь? Ну хоть раз в месяц или чаще?
— Каждый день!
— Пожалуй, — спокойно согласилась она. — Ты будешь. А с Костей мы поссоримся в первых же письмах.
— Нам недолго и помириться, — с иронией в голосе ответил Костя. — Верно?
Но Влада думала уже о другом. Она не слышала, что сказал Костя, спросила:
— А что такое настоящий человек? Я хочу быть настоящей, мальчики! Вот если бы девушек брали в военное училище!..
— В медсестры берут, — заискивающе сказал Илья.
Он все принимал всерьез, даже сумасбродство Влады. И Костя знал, что это наигрыш, а уж такой он есть, Илья Туманов.
— Нет, я хочу в танкисты или летчики, вот как Алеша Колобов.
— Он трепач, он никуда не поедет, — убежденно, с явным превосходством проговорил Илья.
— Ему трудно, — сказала Влада. — Он страдает, а хочет казаться беспечным.
— Алеша — сирота. У него нет матери, — нахмурился Костя.
— И у меня нет мамы, — тяжело вздохнула Влада. — Я страшно несчастна.
— Ну ты — другое дело. — Илья осторожно взял ее под локоть.
— Почему другое?
— А потому, что ты девушка.
— Ну и что?
— Тебе труднее.
— Вы молодцы, мальчики! В училище едете! — звонко воскликнула Влада. — Я буду гордиться вами. Вы — настоящие, вы не хлюпики.
— Армия то, что надо, — медленно, сквозь зубы сказал Костя. — Мужчина должен воевать, быть защитником Родины.
— Современные войны кончаются очень скоро, — с глубокомысленным видом заметил Илья. — Так было на Хасане, на Халхин-Голе, так было на финской и в Польше. И чтобы не опоздать, надо идти в армию сейчас.
— Да, — живо согласился Костя, глядя куда-то в пространство.
— Это великолепно! Я приду провожать на вокзал! — сказала Влада, поправляя упавший на лоб локон.
Владины слова воодушевили Костю. Он почувствовал себя необыкновенно счастливым. Пусть рядом с Владой вышагивает долговязый Илья, пусть. Это еще ничего не значит. Влада останется с ним. Он никому не отдаст ее, потому что она для Кости самая дорогая, самая необходимая.
Возле трехэтажного белого здания школы был небольшой сквер. Лет пять назад здесь посадили приземистые клены и вязы, разлапистые карагачи и бронзовоствольную акацию. Деревца накрепко ухватились корнями за землю и так разрослись, что трудно было пролезть через тугие узлы колючих ветвей
