прижавшись друг к другу, и Алеша слышал, как бьется Верино сердце. А она взяла его руки и поднесла к своим губам, стремясь согреть их дыханием.
— Иди. А то простудишься и заболеешь, — шептала Вера. — Я сама скорей добегу.
Конечно, в пальто ей было теплее, чем ему в гимнастерке. Озноб пробирал Алешу до костей, а редакция совсем рядом. Но позволить, чтобы Вера пошла домой одна, он не мог. Сдерживая дрожь, Алеша сказал:
— Если страдать, так уж вместе.
— Тогда чего ждать? Дождь зарядил надолго. Идем, — она легонько подтолкнула его.
Тротуара по берегу не было. Алеша и Вера шли напрямик, не различая тропинки, скользя и попадая в ямы. Промокшим до нитки, им терять уже было нечего, и они с удовольствием, с какой-то неуемной лихостью шлепали ногами по лужам.
— Мы действительно подвижники, — смеялась Вера.
Она пригласила Алешу к себе в дом. Она не могла допустить, чтобы он схватил воспаление легких. Посушит одежду, возьмет фуфайку Ванька и тогда пусть идет на здоровье.
В доме было тепло. Алеша вскоре стал согреваться, почувствовал, как запылало его лицо. Он снял гимнастерку, и Вера повесила ее сушить. Предложила ему снять и брюки, они были совсем мокрые, но Алеша замялся. Тогда Вера потушила свечу.
— А сам ложись на диван в столовой. Я постелила. Скорее согреешься, — сказала она. — Может, водки выпьешь? Или вскипятить чай?
— Спасибо, я ничего не хочу.
Устроившись на диване, Алеша слышал, как, разобрав постель, укладывалась в спальне Вера. Она ворочалась с боку на бок, скрипя сеткой кровати. Он подумал о том, что хорошо бы прийти сейчас к ней, поцеловать ее, прижаться к ней. От одной этой мысли у Алеши перехватило дыхание, а во рту стало сухо. Нет, он никогда не сделает этого. Вера оттолкнет его, обидится.
А вот другие мужчины как-то делают это, не боятся. Тот же Павел Сазонов, к примеру. Как он сказал Алеше: «А ежели мне баба по душе, а ежели я ей нравлюсь?» Нравится ли Вере Алеша? Любит ли она его? А сам он ни за что не осмелится подойти к ней. Он вообще не знал еще ни одной женщины, а Веру, которая так дорога ему, разве мог он обидеть! Пусть не обидится даже, но нехорошо подумает, и то ему станет невыносимо тяжело.
Близость Веры все больше распаляла его воображение. Сердце то замирало, то вдруг стучало гулко, когда он представлял себя рядом с нею. О, почему же случилось так, что она оказалась женою Ванька, а не Алеши!
— Ты не спишь? — вдруг спросила Вера.
— Нет, — задыхаясь ответил он.
— Спи, а утром уйдешь.
Некоторое время в доме было тихо, потом Алеша явственно услышал, как Вера завсхлипывала. Почему она плачет? Что с ней? Может, у нее горе?
— Вера!..
— Что? — сдавленным голосом поспешно отозвалась она, и в ту же секунду из ее груди вырвался протяжный стон. — Иди ко мне!.. О!..
Алеша не помнил, как он кинулся к ней, как Вера впилась губами в его пылающие губы, а ее волосы заструились в его руках.
— Люблю, милый… Люблю…
Рассвет заглянул в окно. Они лежали рядом, и Алеша целовал неприкрытое одеялом голое ее плечо. А Вера счастливо улыбалась и шептала:
— Вот и случилось. Теперь ты совсем мой, совсем-совсем. Какая я дура! Я ведь любила тебя, всегда любила. Не веришь?.. Сейчас я даже понять не могу, как это вышла за Ванька. Мне тогда было абсолютно все безразлично. Он приходил к нам домой, мы дважды бывали на танцах, И расписались потом. А когда ты приехал, как я только увидела тебя, все во мне перевернулось, и поняла я, что не будет мне счастья ни с кем, кроме тебя. Ты приехал ко мне?
— Да, да, Вера! — сказал он. А ведь и в самом деле он примчался в Сибирь из-за нее. Он лишь не хотел признаваться себе в этом.
— Теперь расскажи мне все. Как ты воевал, как выжил. Я должна знать о тебе все, все.
Сводки Советского информбюро пестрели непривычными названиями венгерских, чехословацких, немецких городов. Всякий раз казалось, что еще одно, последнее, усилие, и на планету вернется мир. И в то же время не верилось, что может наступить тишина, что люди услышат, как смеются дети и растут травы.
Каждый день Алеше приходилось выпускать оперативные бюллетени газеты. Он принимал текст по радио, сдавал в набор, верстал и вычитывал перед выходом в свет. Василий Фокич ездил по колхозам как уполномоченный райкома партии. А ответственного секретаря в газете не было. Еще за неделю до Алешиного прихода в редакцию, женщина, эвакуированная москвичка, занимавшая эту должность, уехала к мужу не то в Омск, не то в Свердловск. Вот и работал Алеша в редакции сразу за троих.
Окончив прием очередной сводки, Алеша отдал текст наборщикам и решил сходить на базар за табаком. Курил он много. Ему едва хватало на день стакана, и маленькая комнатка, где он теперь работал, так провоняла дымом, что сам Алеша недовольно крутил носом.
У пивного ларька Алешу перехватил Самара. С неизменным котелком он, подобно поплавку, вынырнул из людской гущи и, сердито оглядываясь назад, вышел на тротуар. Он поджидал Алешу, все такой же измызганный, небритый, с затекшими глазами.
«Будет просить на пиво», — с неприязнью подумал Алеша, пытаясь пройти стороной. Но этот маневр ему не удался. Самара явно не относился к тем, кого можно было так просто одурачить. Он сделал несколько торопливых шагов и оказался лицом к лицу с Алешей.
— Я беден, о как беден я! — горестно воскликнул Самара, церемонно кланяясь Алеше. И добавил шепотом: — Выслушай меня, дружок.
Алеша удивленно вскинул брови. В самом деле, этот пьяница не был так глуп, как казалось на первый взгляд. Но что он скажет интересного для Алеши?
— Пройдем, — кивнул на тротуар Самара. — Если не ошибаюсь, то ты работаешь в газете… А, привет, привет, — закричал он встречному, такому же, как сам, бродяжке.
— Да, работаю в газете, — сказал Алеша.
— Может быть, я не по адресу, но есть любопытный сюжет. Не знаю, как сейчас, а до войны частенько давали в газетах подобные штучки. Ты помнишь Жучка? Он был с нами, когда ты угощал, — Самара сделал загадочное лицо. — Жучок из-под полы продает валенки. Совершенно новые валенки.
— Ну, — нетерпеливо произнес Алеша.
— Перед войной я сгорел на дамском трикотаже. Пересортица. Какие-то гроши. А тут что ни день — тысячи рублей! И если написать об этом, о-о-о!
Алеша остановился и вопросительно посмотрел на Самару. Чего, мол, тянешь? Говори. Самара так и понял его, но прежде сказал:
— Мы с тобою ни о чем не толковали.
Алеша согласно кивнул головой.
— Не из какой-то зависти, а потому, что Самара — честный человек… Жучок продает в день по нескольку пар валенок. А берет их в пимокатной артели. Там целая банда.
— Откуда это известно? — заинтересовался Алеша.
— От самого Жучка. Он хвастался. И меня вербовал. Но мне ни к чему такое. Я свое отсидел. Я лучше попрошу. Неужели ты мне откажешь на пиво? — И он привычно протянул руку.
Вот он, тот самый случай, когда Алеша должен наказать зло. Он разоблачит жуликов во что бы то ни стало. Но прежде чем писать, нужно собрать какие-то факты. А сами жулики их не дадут. Очевидно, хитро заметают следы, если не добрались до них прокурор и милиция.
Нужно посоветоваться с Василием Фокичем. Он давно в газете, знает, как поступить. И Алеша с нетерпением стал ожидать приезда редактора. Алеша готов был поехать к нему в колхоз, если бы только кто
