выпускал газету и бюллетени.
Но, к счастью, уже назавтра Василий Фокич вернулся из командировки. И первым, что он услышал от Алеши, разумеется, был пересказ разговора с Самарой.
— Черт его ведает, как верить пропойце, — задумчиво говорил Василий Фокич, меряя кабинет короткими и кривыми ногами. — Может, он спьяна наговорил на своего дружка. Но сигнал все равно нужно проверить. Сходи-ка ты, Алеша, туда и потихоньку расспроси людей. Впрочем, тут надо действовать как-то иначе, чтобы не вспугнуть жуликов. Плохо, что в артели нет своей парторганизации. Тогда бы мы разузнали, что нам надо, через нее.
— Хорошо, а если я не скажу, что пришел от газеты? — Алеша в упор посмотрел на редактора.
— Это положения не меняет. Для них важно, что кто-то заинтересовался ими. А раз так, то дело может принять нежелательный оборот, скажут они. И прекратят на время свои махинации.
— Им нужен массовик! — воскликнул, сорвавшись с места, Алеша. — Что ж, поработаю массовиком. Как, Василий Фокич?
— Записываешься в Шерлоки Холмсы? — усмехнулся редактор. — Затея и ничего вроде, но попахивает авантюрой. Как бы самих не просмеяли нас потом.
— Рискнуть стоит, Василий Фокич.
Редактор еще пробежал по кабинету, затем опустился на стул и долго с вниманием глядел на Алешу, Наконец произнес резко и твердо:
— Ступай. Но не очень зарывайся.
Это был сигнал к атаке. И, услышав его, Алеша понесся на окраину Ачинска, где находилась артель. Но, пройдя добрую половину пути, он подумал, что лучше начинать дело с горкома комсомола. Тогда вряд ли у кого возникнут подозрения. Горком ежедневно посылает людей на предприятия. Только бы никто не занял должность массовика.
И Алеша повернул обратно, к горкому комсомола. Он застал там Соню. Она обрадовалась ему так, словно они встречались не на вчерашней репетиции, а, по крайней мере, месяц или год назад. Она отпустила всех, кто был в ее кабинете.
— Хочу к пимокатам! Позвони им, пожалуйста, — сказал он, присаживаясь у стола. — Помнишь, говорила насчет массовика?
Соня забеспокоилась: все в редакции было у него хорошо, и вдруг уволился. Наверное, поругался с редактором. Они очень вспыльчивы, эти фронтовики.
— Как же так? — растерянно забормотала она.
— Я потом объясню тебе, Соня, — он нетерпеливо поднялся со стула. — Звони в пимокатную артель.
— Но прежде я должна позвонить в редакцию…
— Да ничего я там не наделал. Не бойся.
— Ты очень странный, Алеша. И потом ведь мы не в театре. Я секретарь горкома, я отвечаю…
— Фу! — Алеша снова упал на стул. — Как хочешь, так и поступай. Только поскорее, — а когда она потянулась к телефону, он опередил ее, снял трубку. — В редакцию звонить незачем. Я там и работаю. Но мы узнали, что в артели завелись жулики. И надо это проверить. А как? Устроюсь на пару дней к ним. Короче говоря, сыграю роль массовика. Звони.
— Понимаю, — Соня качнула головой. — А у нас, между прочим, там есть комсомольская организация.
— Ну и что?
— Мы могли бы и сами проверить. И принять меры.
— Хорошо, — насупился Алеша. — Я это сделаю без твоей помощи.
Соня дернула носиком и простодушно сказала:
— А ты уж и сердишься.
Она по телефону вызвала председателя артели и попросила устроить массовиком Алексея Колобова. Да, фронтовик, со средним образованием, комсомолец. По всем статьям подходящий.
— Но запомни, Алеша: я не отвечаю за твои фокусы, — сказала она на прощание. — Пришел, попросил устроиться на работу. Поэтому я и звонила, — перед кем-то невидимым оправдывалась она.
Председатель артели Елькин, грузный мужчина, с тремя подбородками, тяжело дышал, привалившись огромным животом к столу. Его глаза абсолютно ничего не выражали, по ним невозможно было понять, пришелся ли Алеша по вкусу председателю. А голос у Елькина был высокий, бабий, звучал он добродушно и даже несколько сладковато.
— Квартира у вас есть? — спрашивал Елькин.
— Нет.
— И у нас нет. Карточка спецпитания есть?
— Нет.
— И у нас нет. Оформляйся, знакомься с производством. Коллектив хоть и маленький, но ничего. Иди в цеха.
Это было именно то, что нужно. Алеша пошел по избушкам, которые теснились во дворе, громко именуясь цехами. В них было сыро, резко пахло кислотой. Костлявые, мрачные пимокаты встречали и провожали Алешу колкими взглядами. Когда он спросил у одного из них, доволен ли тот работой, пимокат ответил:
— Ничаво. Знакомо дело. Председатель тоже ничаво. Дает заработать копейку.
В основных цехах Алеша не увидел никого из молодых. Молодежь, оказывается, заготавливала дрова для артели, возила сено на конный двор. Несколько девушек приметил в конторе. А еще была здесь совсем юная кладовщица. К ней-то к первой и подошел он с расспросами.
— И много вы отпускаете в день валенок? — поинтересовался он.
— Когда как. Бывает, что и до ста пар, а когда — ни одной. У нас ведь их готовят целыми партиями, — объяснила она.
— На месте никому не продаете?
— Как можно! — изумилась она. — Все идет по нарядам. Фактуруем на базы и в магазины.
— Документ какой остается?
— А как же отчитываться буду? — снова удивилась она. — Остается фактура. Вот, пожалуйста, — протянула бумажку, но тут же взяла обратно. — А кто вы такой?
— Я у вас новый массовик, — улыбнулся Алеша. — Надо же мне ознакомиться с порядками.
Она возвратила ему фактуру. Он пробежал бумагу глазами. Документ как документ. Из него ничего особого не узнаешь.
Следом за Алешей на склад явился седобородый старик. Он исподлобья смотрел на нового массовика и, как показалось Алеше, хитро ухмылялся. Он слышал Алешин разговор с кладовщицей, и на этот счет у старика было свое мнение. В его голосе послышалась затаенная боль, когда он сказал:
— Филькина грамота, а не фактура. Посмотри, гражданин, какой размер у валенок значится, — и он свирепо сверкнул глазами. — Тридцать второй. Все подряд тридцать второй. А таких колодок у нас нету. Вот и смотри, гражданин, а больше я тебе не скажу.
С тем и ушел. Ничего не понял Алеша из его речи. Было ясно лишь, что старик раздражен путаницей с размерами валенок. Видно, не раз ругался из-за этого.
— Он у нас ко всему цепляется, — махнула рукой кладовщица. — Уж до того нудный дед, что всем надоел. Прилипчивый, как муха.
Со склада Алеша пошел в сушильный цех. Говорил с рабочими. А из головы не выходили дерзкие слова старика. Может, именно в них и есть ключ к разгадке злоупотреблений. Алеша спросил рабочих о старике.
— Сивый-то? Да кто ж его не знает, балаболку, — в один голос ответили те.
И все-таки Алеша решил еще поговорить со стариком. Но едва обратился к нему, как тот огрызнулся с явным недружелюбием:
— Ты не допытывайся, гражданин. Ничего я тебе не скажу, — и добавил совсем сурово: — Ходят тут всякие. Я вот председателю Елькину пожалуюсь.
Алеше пришлось оставить его в покое. Но в этот день он не мог отвязаться от мысли, что старик