— В отношении испытываемой пушки можно твердо сказать, что ее длина нисколько не повлияла на решение тактических задач, которые проводились, как вы видели, в лесу. Я не представляю себе лес, в котором наша пушка не смогла бы развернуться. Ее вес несколько больше веса пушки образца 1902/30 годов, но я не знаю случая, чтобы на испытаниях, которых было достаточно много, орудийный расчет не справлялся бы с ней. Кстати сказать, Ф-22 перекатывается с меньшими усилиями, чем пушка 1902/30 годов, потому что колеса установлены на роликовых подшипниках, а у пушки 1902/30 годов — на подшипниках скольжения, а роликовые подшипники имеют коэффициент трения в десять раз меньший. Что касается снижения мощности, то я полагаю, что недалеко время, когда будут, наоборот, требовать пушку большей мощности и забудут о том, что с ней придется разворачиваться в лесу. Наше КБ считало и считает, что дивизионная пушка, поскольку она одна из самых массовых, должна обладать высокими бронебойными свойствами. В конструкции Ф-22 заложена возможность в случае необходимости легко повысить ее мощность. Комкор, выслушав меня, сказал:
— Меня больше всего беспокоит длина пушки и ее вес. А мощность пушки образца 1902/30 годов вполне нас устраивает.
В этом разговоре наши позиции полностью определились. Настало время — об этом будет рассказано дальше, — когда создали новую дивизионную пушку с баллистикой пушки образца 1902/30 годов. Она получилась легче Ф-22 примерно на 100–130 килограммов и короче на 1200 миллиметров. Желание многих военных товарищей сбылось. Но наступило и другое время. В годы Великой Отечественной войны наши войска захватили у гитлеровцев различные трофейные орудия, и в их числе нашу Ф-22, которую они модернизировали и использовали как противотанковую.
Одну такую пушку доставили инспектору артиллерии. Комкор Воронов пригласил начальника ГАУ и меня для ознакомления с «немецкой новинкой». Осмотрев ее, я установил, что гитлеровцы разгадали наш замысел, заложенный в конструкцию Ф-22 еще в 1935 году. Они расточили камору (мы так и думали сделать), благодаря чему увеличили мощность, поставили дульный тормоз, перенесли привод подъемного механизма на левую сторону, уменьшили угол возвышения и таким образом создали мощную пушку для борьбы с нашими танками. Кроме того, модернизировав таким образом нашу Ф-22, они установили ее на гусеничное шасси, то есть создали самоходную пушку.
Во время осмотра Воронов спросил меня:
— Не смогли бы и мы повысить мощность нашей дивизионной пушки? Я ответил:
— Мы могли бы модернизировать Ф-22 образца 1936 года, но я не знаю, сколько их в армии и смогут ли их поставить на завод для модернизации. Можно заново организовать валовое производство пушек, но это сопряжено с большими трудностями, так как нет технологического оснащения…
На это Воронов ничего не сказал.
Мне очень хотелось напомнить ему нашу беседу на повторных войсковых испытаниях Ф-22, но надо думать, что он и без меня вспомнил ее. В заключение этой истории хочется рассказать о том, что произошло лет 25 спустя — в 1968 или 1969 году. Заведующий отделом науки и техники Всесоюзного радиокомитета Андрей Ильич Зеленцов готовил радиопередачу о моей конструкторской работе. Во время одной из наших бесед я, между прочим, сообщил ему только что описанный факт — о том, что гитлеровцы использовали нашу Ф-22 для борьбы с советскими танками. Этот факт очень заинтересовал А.И.Зеленцова. У него был знакомый немецкий профессор баллистики Вольф из ГДР. Зеленцов списался с ним, и выяснилось, что профессор Вольф прежде руководил отделом артиллерийских конструкций в фирме Круппа. Зеленцов попросил его осветить несколько вопросов; один из них — что побудило немецких конструкторов воспользоваться нашей пушкой Ф-22.
Вскоре пришел обстоятельный ответ профессора Вольфа, Зеленцов дал мне копию этого письма. Привожу из него дословную выдержку:
«Переделка Ф-22 в противотанковую пушку потребовалась потому, что не хватало таких орудий и пробивная способность существовавших орудий по отношению к советским танкам была недостаточная…»
«Тот факт, что немцы переделали 76-миллиметровую пушку Ф-22 образца 1936 года в противотанковое орудие 36/р/Л/51,— пишет далее профессор Вольф, говорит о хорошем качестве ствола. В настоящее время я не располагаю данными о Ф-22, но из данных противотанковой пушки можно заключить, что дульная энергия была существенно увеличена. Для этого была увеличена зарядная камора. С этим связано увеличение максимального давления газов. Конструкция ствола была настолько превосходна, что давление газов можно было повысить…»
3
Итак, Ф-22 выдержала еще одни войсковые испытания, хотя столь жестко не испытывали до сих пор ни одну пушку. Но еще не успело АУ утвердить и разослать отчет об этих испытаниях, как появилась на свет такая «теория»: якобы при большом режиме огня наш полуавтоматический затвор сначала ведет себя нормально, но с увеличением настрела работа полуавтоматики затухает, и, наконец, затвор совершенно отказывает. Неизвестно, откуда поползли эти слухи, но они становились все упорнее. Хотя заказчик не предъявлял к нам никаких требований, мы еще раз тщательно проверили все расчеты и снова убедились в том, что ничего подобного с затвором произойти не может. Если, конечно, пушка изготовлена в соответствии с требованиями чертежей и технических условий.
А слухи ползли и ползли. Должен признаться, что новоявленная «теория» волновала и беспокоила КБ, она действовала нам на нервы. Прямо хоть снова начинай жечь снаряды, а сколько их уже пожгли — уму непостижимо! Или сам запрашивай заказчика: соответствуют ли слухи действительности? Но запрашивать не пришлось: вскоре на завод прибыли представители Артиллерийского управления и инспектора артиллерии. Именно по этому вопросу. В присутствии Ренне, Строгова, Мещанинова, Муравьева, Боглевского представитель АУ вполне официально изложил все, что до сих пор до нас доходило стороной.
— Это сильно беспокоит АУ и инспектора артиллерии, они считают, что пушка ненадежна.
— Но до сих пор на завод не поступило ни одного документа об отказе в работе полуавтомата, — заметил я и попросил сказать конкретно, когда и где был такой случай.
Однако представители АУ не могли назвать ни одного случая, что нас прямо-таки поразило. Как они могут заявлять о ненадежности пушки, не имея никакого документа, который подтверждал бы это? Я предложил им познакомиться с расчетами, которые полностью опровергают их заявление. Муравьев принес эти расчеты. Ими предусматривалась возможность разогрева ствола до 500 градусов. Исходя из этого, строилась конструктивная схема сочленения захватов ствола и полозков люльки. Любому инженеру было ясно, что защемления в полуавтоматике никак не может быть.
Ознакомившись с расчетами, представители АУ уже не говорили о непригодности пушки, но настоятельно утверждали, что при большом режиме огня полуавтомат перестает работать, и просили продумать и, если возможно, устранить этот серьезный дефект.
Как же еще можно доказывать и нужно ли? Да, нужно доказывать. Стрельбой! Иначе они настоят на дополнительных испытаниях, которые протянутся долгие месяцы. Я предложил представителям АУ сегодня же провести на заводском полигоне испытание одной из пушек Ф-22 серийного изготовления по их выбору. Они согласились. Попросил назвать число выстрелов и установить режим огня. Они предложили сделать 300–400 выстрелов в течение трех часов. Отобранную пушку доставили на заводской полигон. Я дал указание начальнику полигона Козлову выложить у пушки 450 патронов и вести огонь непрерывно. Представители АУ настоятельно просили сократить число выстрелов до 400 и не вести непрерывного огня, так как это будет для пушки чрезмерной нагрузкой, какой в армии не предусмотрено и никогда не может быть. Наше КБ с их доводами не согласилось. Я попросил Козлова, чтобы тот заряжал сам: он в этом был очень искусен.
Грянул первый выстрел, второй, третий… Орудийный расчет работал четко и проворно. Пушка грызла патроны и безотказно выплевывала стреляные гильзы. Чем больше делала она выстрелов, тем становилась злее. На стволе появился дымок, загорелась краска, возле пушки скопилась гора стреляных гильз, которые
