конца играет в куклы, - с горечью говорил в комнате отец.
Мама молчала, а папа продолжал:
- Вот Павел Шлехта... Это совсем, другой ребенок! Когда я сегодня шел с работы, то видел, как он ходит по улице с ранцем на спине.
- Я его тоже видела, - засмеялась мама.
- Ничего смешного нет. Он не может дождаться...
- Пойдем ужинать, - перебила мама, - потом увидим, когда они начнут учиться.
Анечка на кухне весело улыбалась, обнимая куклу. Еще бы! Они «приехали» в Цитов. Она здоровалась с дедушкой, бабушкой, Ярмилкой. Петей. Брок и Вшудик приветствовали ее лаем. Вы слышите их?
- Иди мыть руки, будем ужинать, - приказала мама.
- Не хочется, - протянула Анечка, но вскочила с пола и побежала к умывальнику.
Мама налила суп.
Из тарелки поднимался пар, в кухне было тихо, тепло, и Анечка подумала, что дома с мамой и папой тоже хорошо. А вот как будет завтра в школе?
На тумбочке около кухонного шкафа лежал новый красивый ранец. А в нем - зеленый пенал. В пенале - карандаш. Это настоящий клад! Карандаш заточен, и Анечка уже попробовала, как он пишет на бумаге.
Что же... Дома он пишет неплохо. Ты можешь написать им все, что захочешь: закорючки, черточки, точки, - все, что придет тебе в голову. В школе, наверное, будет по-другому.
- Мамочка... завтра разбуди меня пораньше. В половине восьмого за мной придут пионеры, - сказала Анечка.
И по ее лицу пробежала тень или тучка, а глазки были устремлены в тарелку. Она ела и думала. Ее одолевали заботы.
О том, как синичка Барборка взяла Анечку за руку, как скворец писал на песке клювом и как потом была перемена
- Анечка! Андулька! Андуличка! Поздравляем тебя с началом занятий! - неслось со всех сторон.
Анечка не успевала поворачивать голову.
- Андулька... Анечка! Всего тебе доброго!
«Что такое? Кто это мне желает всего доброго? А! Да это синички! Ну конечно, синички. Они сидят и здесь, на ольхе, и на иве, а одна пристроилась даже к стебельку щавеля».
- Лети, а то сломаешь стебелек!
Но стебелек не сломался.
Синичка сидела на самом его кончике и качалась, как на качелях - вверх-вниз, вверх-вниз. Опускаясь прямо к ногам Анечки, она открывала клювик и попискивала:
- Андуличка! Андуличка! Идешь в школу? Поздравляем!
- Да, да! - встрепенулась Анечка. - Ведь сегодня мне идти в школу.
Она уже повернулась, чтобы отсюда убежать.
Но та синичка, которая сидела на щавелинке, взяла ее за руку...
Ты не можешь себе представить, как это приятно, когда синичка берет тебя за руку своим крылышком, таким маленьким хрупким крылышком... Она взяла Анечку за руку, подержала ее и защебетала:
- Никуда не ходи, никуда, никуда!
Как только она это произнесла, Анечка остановилась.
И тотчас же остальные синички начали снова петь, пищать, щебетать, тараторить, что они приветствуют и еще раз приветствуют Анечку, при этом они летали туда-сюда, вертелись в воздухе, кувыркались, проказничали, шалили.
Они радовались, что Анечка сейчас вместе с ними, на лужайке.
И Анечке было с ними тоже хорошо.
Едва она огляделась вокруг, желая определить, где же все это происходит, и едва поняла, что она действительно на лужайке за домиком Грдличковых, как кто-то засвистел так пронзительно и сильно, что у нее зазвенело в ушах.
И снова свист повторился такой пронзительный, будто это свистели мальчишки, заложив пальцы в рот. Но все же это был не мальчишеский свист. Он был куда приятнее. Да никаких мальчишек тут и не было.
Это свистел один скворец.
Он сидел на низкой ольхе над ручьем и слегка покачивался взад и вперед, потому что с лету уселся на самую ее верхушку. Потом он выпрямился, поднял голову и вытянул клюв, как указку.
- Кто сегодня у нас отсутствует? - потряс он клювом и немного приоткрыл его. И снова это прозвучало так пронзительно, громко и яростно, что Анечка вздрогнула.
- Никто! - ответила она.
Скворец на ольхе повернул голову и одним глазом, круглым и блестящим, как бусинка, посмотрел вниз на Анечку.
- Кто у нас здесь?
Анечка испугалась.
Ей было неприятно, что скворец так свысока смотрит на нее, и захотелось спрятаться за иву. Синички снова взяли ее за руки, так же осторожно, как раньше, и подвели ближе к ручью.
Скворец спокойно прыгал по ольхе. И свист его был не таким громким и резким.
Звучало это так, словно кто-то играет на деревянной дудочке.
Синички расселись на веточках ивы вдоль ручья. Анечка - на траву у самой воды, как за первую парту. Так что ей пришлось следить, как бы не намочить в воде туфельки.
Скворец завертелся, и крылья его шевелились. Анечке показалось, что он снимает с себя пиджак. Действительно. Он остался только в рубашке да еще в манишке в крапинку.
«Крапинки, наверное, от чернил», - подумала Анечка, но тотчас же сообразила, что это не от чернил и не может быть от них, потому что в этой школе чернилами вообще не пишут.
Скворец слетел с ольхи на желтый песчаный островок, повернулся к ученикам, намочил клюв-указку в воде и просвистел:
- Внимание!
Синички притихли, хотя некоторые из них еще тихонько кое-где попискивали, и одна за другой склонились на своих веточках над песчаным островком. Они были полны внимания.
Скворец снова нагнулся к воде, намочил указку, которая служила и пером и мелом, - короче, всем, что пишет, и начал что-то выводить на гладком, нежном, желтом песке.
Вы верите, что он отлично все написал? И написал водой. Ему приходилось только слегка нажимать на перо. И появлялись слова:
