рассказывать тебе, ты и сам постепенно разберешься. Верно, Ёсикава?
– Да, это очень и очень запутанное дело. Сразу тут нипочем не разобраться. Но постепенно поймешь. Я рассказывать не буду, сам поймешь. – Нода попросту повторил слова «Красной рубашки».
– Если все действительно так сложно, мне лучше, может быть, не расспрашивать; но раз вы сами заговорили, то я хочу знать.
– Твоя правда! Раз уж мы начали разговор, оборвать его «а этом было бы слишком безответственно. Я вот что скажу: ты меня извини, но ты только что окончил училище, и эта работа – твой первый преподавательский опыт. А в школах очень сильны личные взаимоотношения, и так просто, по-школьнически, дело не идет…
– Если просто не идет, то как же оно пойдет?
– Эх, опыта у тебя еще мало, а все потому, что ты такой прямой!
– У меня и не может быть большого опыта, и в автобиографии я писал, что мне двадцать три года и четыре месяца.
– Вот и бывает, что попадают под чье-нибудь плохое влияние.
– Честному человеку никакое влияние не страшно.
– Разумеется, не страшно… конечно, не страшно, но ведь попадают же… В самом деле, вот, например, твой предшественник – с ним так и получилось, потому-то я и говорю: нужно быть осторожным!
Заметив, что Нода притих, я оглянулся: оказывается, он незаметно перебрался на корму и там завел с лодочником разговор о рыбной ловле. Без Нода разговаривать стало легче.
– Мой предшественник… – под чье же влияние он попал?
– Назвать я тебе его не могу, будет задета репутация этого человека. К тому же точных доказательств нет; скажешь – и сам сядешь в лужу. Но, как бы там ни было, ты специально приехал сюда и если здесь потерпишь неудачу, то и для тебя будет плохо и нам нехорошо: зачем было тебя приглашать? Так что будь, пожалуйста, поосторожнее!
– Вы говорите: «Будь поосторожнее»! От этогоосторожности не прибавится. Лучше просто не делать ничего плохого.
«Красная рубашка» расхохотался. По-моему, я не сказал ничего такого, чтобы смеяться надо мной. До сих пор я был твердо уверен, что я прав. А посмотришь – оказывается, большая часть людей как раз поощряет плохие поступки. Повидимому, считают, что безгрешным путем не добьешься успеха в жизни. И когда случайно попадается им честный, чистый человек, то его называют «мальчуганом», «мальчишкой» и относятся к нему с пренебрежением. Так для чего же и в начальной школе и в средней школе преподаватели морали учат ребят: «Не лгите! Поступайте честно!»? Уж лучше бы тогда смело и открыто обучали искусству лгать или уменью не верить людям, сноровке надувать других, – от этого по крайней мере было бы больше пользы и для общества и для отдельных людей.
Вот и «Красная рубашка» расхохотался, – ясно, что потешался над моей простотой. Что будешь делать в такой среде, где простота и прямодушие вызывают смех! Киё в таких случаях никогда не смеялась. Она всегда восхищалась этим. Да, насколько Киё благороднее «Красной рубашки»…
– Конечно, лучше не делать ничего плохого, но если даже сам плохого не делаешь, а дурных поступков других не понимаешь, то все равно рано или поздно попадешь в беду. Видишь ли, есть ведь такие люди, они кажутся искренними и откровенными, они любезно устроят тебя на квартиру к хозяевам, но с ними нужно быть настороже… Что-то совсем холодно стало! Вот уже и осень. Смотри, из-за тумана берег кажется коричневатым. Какой красивый вид! Эй, Ёсикава! – повысив голос, окликнул он Нода. – Посмотри, как тебе нравится тот берег?
– В самом деле, удивительно красиво! Если будет время, обязательно напишу этюд, прямо жалко так оставить, – начал болтать Нода.
Когда в окне второго этажа гостиницы «Минатоя» зажегся огонек и в вечерней тишине прозвучал гудок поезда, наша лодка со скрипом врезалась в прибрежный песок и остановилась. Хозяйка гостиницы, стоя у воды, приветствовала «Красную рубашку»:
– С возвращением вас!
– Гоп! – воскликнул я и соскочил с лодки на берег.
Глава 6
Я терпеть не мог Нода. Привязать бы этому негодяю па шею большой камень, что кладут вместо груза в бочку с квашеной редькой, да утопить в море, – для всей Японии было бы лучше. А у «Красной рубашки» был противный голос. Он, видно, из кожи лез, только бы его тонкий голос звучал помягче. Напрасное занятие, все равно с такой рожей это ни к чему! Если и влюбятся в него, то разве только кто-нибудь вроде той Мадонны.
Старший преподаватель говорил более запутанно, чем Нода. Вернувшись домой, я перебрал в уме слово за словом то, что слышал от него, и мне все это показалось правдоподобным. Ничего определенного он не сказал, и трудно было догадаться, в чем дело, но ясно одно: «Дико-образ» скверный человек, и меня, видимо, предупреждали – «остерегайся!» Так надо бы и сказать об этом прямо, а то поступают, как бабы! «Дикообраз» плохой учитель? Тогда пусть его уволят скорее, и дело с концом. Этот старший преподаватель просто-напросто малодушный человек, хоть и кандидат словесности. Злословит за глаза, а открыто и имени не назовет. Трус он, вот что! А трусы всегда любезны, потому, наверно, и «Красная рубашка» так чисто по-жеиски любезен. Однако любезность любезностью, а голос голосом, и странно было бы пренебрегать его добрым отношением только потому, что мне не нравится его голос. Удивительная все- таки вещь жизнь: субъект, который тебе неприятен, относится к тебе сердечно, а приятель, который пришелся по душе, вдруг оказывается негодяем и издевается над тобой. Видно, одно дело Токио, а другое – провинция, – здесь все наоборот. Ну и местечко! Пожалуй, окажется, что тут и огонь замерзает и камни в творог превращаются!
Но какая нелепость – подстрекать учеников!… Что-то не похоже на «Дикообраза»! Тем более что он, говорят, пользуется большим авторитетом у ребят. Пожелай он что-нибудь сделать, ему, наверное, удалось бы это очень легко; если б он не действовал такими обходными путями, а затеял со мной ссору в открытую, он был бы избавлен от лишней канители. Раз я ему помеха, чего бы проще – взять и сказать: так, мол, и так, ты мне мешаешь, давай-ка увольняйся отсюда! Все можно уладить по взаимному соглашению. Если «Красная рубашка» гово-рит правду, я хоть завтра уволюсь. Не только здесь прокормиться можно. Уеду в другое место, там тоже не подохну под забором. А «Дикообраз», значит, такой человек, что с ним не очень-то поговоришь!…
Когда я приехал сюда, он первым делом угостил меня водой со льдом. Но от такого двуличного человека даже стакан холодной воды принять и то позор. Я выпил только стакан, значит это стоило ему всего одну сэну и пять рин [28]. Однако чувствовать себя в долгу у такого проходимца хоть на одну сэну, хоть на пять рин – значит до конца жизни мучить себя. Завтра, как приду в школу, верну ему эти деньги. Когда-то я взял у Киё три иены. С тех пор прошло пять лет, а я и сейчас все еще не вернул ей эти три иены. Не то, чтобы я не мог отдать, но так просто не отдал. Киё, конечно, и не ждала, что я скоро верну долг, и вообще она нисколько не рассчитывала на мой кошелек. А я отнюдь не чувствовал себя должником, как в том случае, если б одолжил деньги у чужого человека. Беспокоиться об этом долге было бы равносильно тому, что я сомневаюсь в душевных качествах Киё, в ее прекрасной душе. Я не вернул этих денег, но это совсем не значит, что я отношусь к Киё с презрением, – нет, просто я считаю ее своим человеком. Разумеется, невозможно сравнивать Киё и «Дикообраза», но все равно, раз молча принимаешь от другого какое-нибудь одолжение, будь это лимонад или вода со льдом, – значит, ты считаешь его за порядочного человека и сам по-дружески к нему расположен. Одно дело, когда можно заплатить, что причитается с тебя, и на том все кончить, и
