Впрочем, утере полезной книги он огорчился не очень, поскольку чуть раньше упер у шерпов равноценную торбу с ломтями вяленого мяса яка, головкой кислого сыра кулачной твердости, черствыми ячменными лепешками и бутылкой кукри – не простого, а грамотно настоянного, как он определил на запах, на женьшене, шиповнике, элеутеракоке и родиоле розовой. Гораздо больше мегатонника расстроило то, что он позволил себе сорваться, точно салага-первогодок, и затеял никчемную свару с аборигенами. Честь русского солдата уронил. Хорошо, что ребята не видят…
Едва шаркающие шаги стихли, Йоханнсон быстро оглянулся – действительно ли ушел человек в дохе – и наклонился к напарнику:
– Кагта! Надо посмотгеть, что у него на кагте!
Юргенсен в это время уже подносил горлышко бутылки к губам, но каркающий шепот Йоханнсона остановил его.
– Зачем? – шепотом спросил он.
– На всякий случай. Не смей пить эту гадость. Ты что, вегишь ему?
– Нет. Но шачем ему травить наш? Мы б и так жамержли, ешли б не он…
– Идиот, там может быть нагкотик, газвязывающий язык! Мы выложим ему все, что знаем об установке! А потом он убьет нас!
– Да? А что мы знаем об уштановке, Курт?
– Хотя бы то, Кнут, что она существует!
«Ну точно – агенты, – подумал Кучин. – Тоже эпицентр ищут».
– Ешли он хочет наш одурманить, жначит, ему об уштановке ижвештно! И, вероятно, больше, чем нам шамим! И кроме того, он шам пил иж нее! Иж бутылки!
– Кнут!..
– Курт, да пошел ты к дьяволу! Можешь подыхать в этих чертовых горах. А я хочу вернутьща домой! Меня Ингрид ждет!
И он храбро сделал глоток. Чуть не поперхнулся. Закашлялся. Но проглотил. Йоханнсон в ужасе смотрел на приятеля.
Юргенсен сделал второй глоток. Щеки его порозовели, блеск появился в глазах. Или это начинает действовать яд?..
– Кагта, Кнут… Надо посмотгеть кагту… – бессильно прошептал Йоханнсон, в памяти которого тоже всплыли проникновенные голубые глаза Ингрид, и даже мороз по коже пробежал.
– Да видел я такую карту. – Кнут наконец оторвался от бутылки и тыльной стороной ладони осторожно промакнул потрескавшиеся губы. Ром жегся. – Такие в Катманду на каждом углу туриштам вшучивают. По рупии за штуку. Отштань…
Третий глоток Йоханнсон напарнику сделать не дал. Вырвал уже занесенную над приятельским ртом бутылку и, боясь передумать, приложился и сам.
Кукри.
Настоящее кукри. Настоянное на травах.
По телу Курта Йоханнсона прокатилась волна искрящегося тепла, живительными родничками проникла в потерявшие чувствительность члены. Тонизирующая смесь женьшеня, шиповника, элеутеракока и родиолы розовой ударила по организму и включила скрытые резервы. Обледенелые стены пещеры брильянтово засверкали.
– Ну? – с вызовом поинтересовался Юргенсен. – Шкажешь, отрава?
Курт несколько секунд молчал, прислушиваясь к ощущениям. Потом негромко ответил:
– Скажу, что завтга с утга мы спустимся в ганклюфт и достанем снагяжение. А потом гванем отсюда. Очень быстго. Ты же знаешь, Кнут, я не люблю загадки. Задача ясна?
– Так точно. Оштавь глоток.
Упомянутая шведами установка Кучина не заинтересовала – судя по диалогу, они и сами не знали, что это такое. Важно было другое: то, что он на правильном пути, и то, что в ранклюфте находится альпинистское снаряжение шведов. Слова «ранклюфт» он не знал, но подозревал, что это нечто вроде ямы – раз туда придется спускаться. Ну, раз надо, значит, спустимся. Только один, без помощников. Первоначальный план втереться в компанию альпинистов и на их горбе влезть на Эверест отпал сам собой. На фига ему лишние друзья? Сами заберемся.
Закончив свои дела, Кучин облизнул палец и поднял его вверх. Различие в давлении воздуха с подветренной и противоположной сторон ощущалось меньше. Вроде бы, буря стихает. К утру должно распогодиться.
Запах надвигающейся непогоды старшина почуял еще на отметке шесть тысяч двести метров. На этой высоте было почти так же холодно, как в криогенной камере топливного завода в Иордании, – где два года назад его заперла зимбабвийская мафия во главе с небезызвестным Тер Новым, промышлявшая, царство ей небесное, воровством фреона для изготовления контрафактных кондиционеров, – но поднимался ветер, сумерки, наоборот, опускались, и Кучин решил переждать ночь и непогоду в укромной уголке. Заодно поужинать и вздремнуть.
Укромный уголок отыскался достаточно быстро – небольшая пещера в подветренном склоне полукруглой скалы. Правда, сначала пришлось выдворить оттуда другого постояльца – неизвестного Кучину зверя, то ли белого медведя, похожего на крупную обезьяну, то ли белую обезьяну, похожую на некрупного медведя. Зверюга покидать пещеру не хотела, а уставшему старшине было влом уговаривать. Стычка получилась короткой, но бурной. Человек победил, и прихрамывающий на три лапы зверь убрался куда-то в заснеженную темень, подвывая и скуля. Наверное, грозя отомстить.
У входа громко сбив снег с сапог, Кучин вернулся в пещеру.
– А вдгуг это йети, – громко предполагал в это время Йоханнсон.
– Ражговаривающее? Угощающее таким шлавным ромом? – вяло возражал Юргенсон. – Не может быть.
– Откуда ты знаешь? Много ты йети встгечал?
– А ты?
– Ребята, буря стихает, – доложил мегатонник, садясь на прежнее место и стряхивая снег с воротника. Давайте-ка спать.
– Илья, ты шпас нас в трудную минуту, – с чувством сказал Юргенсен, приветственно поднимая пустую бутыль. – Мы не жнаем, кто ты и откуда, но мы выражаем тебе нашу прижнательношть!
– От всех шведских альпинистов! – добавил Йоханнсон.
Шведы улыбались. Шведы были счастливы. Ром на пустые желудки вкупе с сочетанием женьшеня, шиповника, элеутеракока и родиолы розовой подействовали быстро и благоприятно.
– Чем богаты… – вздохнул Кучин, устраиваясь на холодном полу. Закинул руки за голову. Посмотрел в потолок, переливающийся, как звездное небо. И негромко затянул:
Песня сливалась с грустной, уже не гневной песней ветра.
Голубой шарик под потолком медленно наливался синью, тускнел, сжимался, угасал, погружая пещеру в уютный мрак. Шведы внимательно слушали слова незнакомого языка.
Глава 6. +38 °С
Генерал Евахнов ступил на верхнюю дырчатую площадку трапа самолета «Ил 96» – словно всем телом вляпался в липкую паутину. После щедро кондиционированного воздуха в салоне жара снаружи оглушала. Солнце с боксерским азартом ударило по глазам. Незнакомые запахи запершили в носоглотке. У лица закружились настырные мошки. Алюминиевый поручень трапа обжег ладонь. Хоть бы слабенький ветерок…
Трап ничуть не походил на те, что используются в нормальных аэропортах – со скрипом ходящая ходуном грубо сваренная лестница вела вниз. На пыльную раскаленную землю враждебной чужбины. А небо здесь было невероятной голубизны. Как на пошлой романтической картинке. И одного взгляда хватало, чтобы понять: это не родное небо. И еще совершенно не слышно было птиц.
