письмами, начиненными бациллами сибирской язвы. Янки поневоле начнут прогонять почту через термообработку и уничтожат улику!
Не сговариваясь, Мартин и латинос повернули каждый к собственной двери и двинули прочь. Шведский стол остался без охраны, и с одного его краю уже замечалось подозрительное брожение.
– Наши вожди помирились. Ура! – гаркнул черный Вонненгут, и вокруг него вьюгой закружили лепестки орхидей. – Скоро весь мир будет у наших ног!
– Ура!!! – грянул хор негров столь мощно, что у прижимающего к стеклу обломок швабры Зыкина заныла рука.
– Чур, моей будет «Микрософт»! – делили мир между собой приспешники Паплфайера, – А мне – Донбасс!.. А мне – греческие оливковые плантации!..
Удаляющийся Мартин Борман вяло помахал неграм на прощание пухлой ладошкой. Индеец на чествование вообще никак не отреагировал, но Зыкин не зафиксировал этот нюанс поведения краснокожего, поскольку уже сдавал чемпионскую норму по канатному подъему. Он не стал карабкаться до самого верха, а в ближайшем пустующем кабинете на пятом этаже расшиб оконное стекло лбом и, на ходу утирая пот, через дверь коридора четвертого этажа, через пытающуюся преградить дорогу размалеванную и лихо бряцающую оружием охрану второго этажа, оставляя после себя свернутые скулы, вывихнутые лодыжки и открытые переломы рук, через многолюдный зал с пассажирами, секретными агентами и военными патрулями, оставляя после себя инвалидов первой, второй и третьей групп, через какие-то турникеты и металлоискатели, оставляя после себя высоколегированный металлолом, помчался на взлетное поле.
Он не видел, как в машины «Скорой помощи» грузили выловленные из бассейна трупы, труп лысого продавца билетов и найденный в туалете труп француженки Женевьев. Он не видел, как мавры-генералы рассаживались по джипам, а зулусы в штатском – по представительским лимузинам. Адреналин гремел в Валерино сердце набатом.
И, хотя выкладывался, будто Карелин на Олимпиаде, все-таки опоздал. Взмывший с пятой взлетной полосы «Боинг» показал ему хвост. Сопя носорогом, Валера оглянулся. Аэробусы подслеповато тянули к нему со всех сторон алюминиевые носы, словно принюхивающиеся акулы. “Lufthansa”, “Thai Airways”, “United Airlines”… Где-то вдалеке прошуршали желтые сегменты чемоданной тележки. И тут же этот жалкий звук был проглочен ревом заходящего на посадку “Локхида”. А еще справа маракасами гремел топот армейских ботинок и всполошенная перекличка раций – на поимку прорвавшегося через кордоны мойщика окон Паплфайер двинул регулярные войска. Вряд ли, чтобы вручить уведомление об увольнении.
Не долго раздумывая, Зыкин свирепо содрал с хранящегося у сердца бесценного подарка – куклы Барби – белое платье, обвязал руку и осколком стекла надрезал палец. Собственной кровью на фальшивой белой повязке Валера нарисовал красный крест, взмыл по трапу и уверенно постучал в фюзеляж готовящегося ко взлету старенького автозаправщика КС-135 «Стратотанкер» [107].
Чуть погодя из двери высунулось добродушное шоколадное лицо.
– Не подскажете, где я могу найти мистера Джошуа Брунаси? – на самом деле прочитал Валера пластиковую шпаргалку на груди пилота. И хотя внутри славянина бушевал вулкан, внешне Зыкин демонстрировал лишь профессиональную озабоченность.
– Джошуа Брунаси, это я, – весело улыбнулся еще ничего не подозревающий негр.
– У меня для вас очень печальные новости, – сочувственно, но сугубо официальным тоном (ведь на нем была форма сотрудника аэропорта) сообщил Зыкин, – Вы должны срочно пройти медицинское обследование. У вашей подружки подозрение на СПИД.
– У Сары, Эпифани или Джоанны? – лучезарная улыбка уже сползала с оливкового лица прочь.
– Не хотел бы вас расстраивать преждевременно, но вообще-то у всех трех.
– А у Жозефинны, Милли и Зарины?
– И у них, – доверительно нарушил тайну Гиппократа Зыкин.
– А у..?
– Тоже, – со вздохом сообщил Зыкин. И вздохнул еще раз, расслышав приближающийся топот армейских ботинок.
– Святая Мария, как я объясню все это жене?! – схватился за голову летчик, скатился по трапу и побежал в сторону здания.
Валера вошел в раскаленное нутро топливозаправщика и перво-наперво задраил люк. В нос ударил густой терпкий запах авиационного керосина. У бойца не было особой надежды, что на борту самолета больше никого нет, поэтому мегатонник двигался бесшумней парашютика одуванчика. Узкий проход между ребристыми стенками внутренних резервуаров, кабина оператора заправки в воздухе, салон, штурманская кабина. За штурвалом спиной к Валере сидел человек белой расы и щелкал тумблерами, проводя предполетную проверку навигационных приборов. Валера присмотрел на шее штурмана точку, несильный удар по которой выключит человека на пару часов.
– Ну-ка, Синдарелла, схватил ведро и бегом марш за компрессией![108] – авиатор не повернулся лицом, но знакомый голос подхлестнул Валеру сильней кнута. И Зыкин даже какие-то мгновения реально был готов отправиться добывать ведро [109] .
Валера глянул в потолок, будто испугался, что тот сейчас обрушится. Условия, приближенные к дурдому.
– Кучин, ты? Как тебе не стыдно ржать, мир в опасности!
– Ладно, зема, садись, будешь за борт-инженера. Стартуем спасать мир.
Четыре турбовентиляторные двигателя F108-CF-100 с максимальной тягой 9979 кгс потянули «Стратотанкер» на взлетную полосу.
«Стратотанкер» натужно ворчал четырьмя турбомоторами. Облака терлись об иллюминаторы пилотской кабины по весеннему розовыми щечками.
Каким боком очутился в Йоханнесбурге, Илья рассказывал долго, в лицах, с большим самолюбованием. После массажного кабинета он рванул на местное телевидение и, как и предполагал, обнаружил там трансляционный передатчик спутниковой связи – не отдельную же телебашню строить. «Вызовите ко мне начальника передатчика!», «А вы, собственно, что за конь в пальто?», «Передайте начальнику передатчика, что его желает видеть господин Эриксон!», « Вы – господин Эриксон? Тот самый?!», «Да, прибыл с инспекцией, инкогнито из Петербурга». Охи, вздохи, вежливые малайцы страшно перепугались. Привели в самый чистый кабинет. Ну, конечно, пришлось эту банду отключить до утра. Дальше Илья посетил пост полицейского прослушивания. Там тоже охрана и компьютеры пишут все межконтинентальные разговорчики, в которых ключевые слова – «бомба», «ограбим», «террор», « Аллах акбар» и еще много разных гораздо хуже.
«Стратотанкер» с шахтерским упорством бурил тучи. Контрабандой вывезенный из ЮАР зной доил из мегатонников литры соленого пота.
– Беру я эту технику и перезаряжаю на поиск самых-самых чумовых реплик [110], ведь мой бронзовокожий оппонент не слаб был на фольклор. Слышу сзади стон, прошу: «Потерпи, браток» и обратно вырубаю очухавшегося охранника. Тут компьютеры выдают мне результаты анализа и пеленги. Чего я только не наслушался, но самыми шизоидными оказываются фразочки: «Когда Гребаха Чучин взлетает, в тени его крыльев успевают вырасти сатанинские грибы» и «Питающийся мухами зверь не обязательно умеет парить выше облаков сам» с последовательными пеленгами в Гималаях и посреди Индийского океана. Ба, думаю, вот ты, ворюга, куда намылился. Осталось только прочертить на карте прямую линию через точки пеленга.
Илья критически обозрел облепившие «Стратотанкер» облака и врубил режим переднего и бокового обзора FLTA [111]. Зыкин никак не мог отгадать, сочиняет, или чистую правду выкладывает старший товарищ по оружию. Сам же Валера особой веселости не проявлял.
– Да брось, Зыкин, береги нервы. И это, если я с тобой прежде слишком строг был… Придирался там больше весу, ты зла не держи. Хочешь, перед строем прощение попрошу?
– При чем здесь это? Ты понимаешь, я задание запорол. ЗАДАНИЕ! Мне Родина доверила, а я…
– Ну, ты сверх меры не убивайся-то. Знаешь, я ведь тоже свое первое задание того. Вверх коромыслом. Сижу я, значит, с одним гадом в дорогом кабаке, разговариваем. Легенду ему втираю. А он перекладывает
