– Ответ – окончательный? – наклонил голову набок Зыкин, и впервые в его глазах появилось странное, не понятое Гердой выражение.
– Окончательный.
– Ага… Ну ладно, я все равно должен был попробовать… Милая Герда, я прошу тебя стать моей женой, чтобы в радости и горе… Ты могла бы стать поварихой при нашей части… или писарем. Только мне это не очень нравится, парни у нас бойкие, начнут клинья подбивать.
– Встретимся в саванне Гребахи Чучина, белый человек из грязных городов. – И Кортес нажал на курок.
Пока боек плющил капсюли патронов, произошло слишком многое.
Очередь раскаленных пуль в медной оболочке прошила то место, где только что стоял Зыкин.
Но не успела первая пуля покинуть уютный магазин и вырваться в ночные холод, как Герда, завизжав, будто попавший в капкан кролик, прыгнула на ненавистного Кортеса и повисла на руке с изрыгающим смерть автоматом. Вцепилась зубами в запястье – да разве прокусишь девичьими зубками грубую доху!
Но не успела Герда цапнуть Кортеса за руку, как самого индейца подсекла некая незримая сила, и он потерял равновесие. Нелепо взмахнув босыми ступнями, последний воин племени бороро покатился вниз по куполу и увлек за собой продолжающую визжать приемную внучку партайгеноссе Мартина… покатился навстречу темноте и падению с головокружительной высоты. Навстречу заснеженному асфальту Лиговского проспекта…
Но не успела очередь из «узи» прочертить дугу в ночном небе, как автомат захлебнулся: закончился магазин. Кортес отшвырнул бесполезное оружие. Патроны – ерунда, гораздо хуже было то, что в падении он выронил оба сапога… но сейчас было не до обувки, главное было не упасть в пропасть… а тут еще и девка эта путается… задержаться, только бы остановить соскальзывание…
Наверное, боги все же помогли последнему воину бороро – он, сам не понял как, чудом зацепился ногтями за стык между листами обшивки купола. Раздался противный скрежет – словно железом по стеклу, заглушивший даже вопли Герды, клещом вцепившейся в лодыжку Кортеса. Кортес отчаянно засучил пятками, тормозя, проклятая девка тянула его вниз…
Две минуты.
Стоп. Приехали. Конечная остановка.
Индеец остановился – по пояс на куполе, ниже пояса в бездне. Герда висела над пропастью, держа его за ногу, раскачиваясь и не переставая голосить. Кортес мгновенье отдыхал, уткнувшись лбом в сосущий из кожи тепло металл, потом поднял голову…
Тысяча испражнений махуба чимитикальноке [148]!!! Хитрый русский был жив! И возился с его, ЕГО сапогами!! Сидя на корточках на вершине купола!!!
– Не трожь! – заорал Кортес и бессильно заскреб ногтями по металлу, пытаясь вскарабкаться. Обернулся к невидимой девчонке, тряхнул ногой: – А ты заткнись! И отцепись! – Герда примолкла и еще сильнее сомкнула задубевшие скрюченные пальцы на лодыжке индейца. – Не трожь сапоги! Мое!!!
Минута до часа Икс. Если Кортес опоздает, мощь «Славянской булавы» самопроизвольно вырвется наружу и обрушится на никчемную Сибирь, пустыню Гоби или Новую Землю. И только краем заденет цивилизацию бледнолицых. Этого допустить нельзя ни за что.
Кое-как извернувшись, Кортес выхватил из-за пояса кривой ножик.
– Еще миг, и я сталью вскрою висок твоей девчонке!
Подействовало. Русский медленно обернулся, медленно выпрямился, положил сапоги на купол.
– Не надо, – испуганно сказал он. – Я так, посмотрел просто… Где моя Герда?
– Я здесь! – донесся из темноты испуганный голосок. – Валера, миленький, я падаю! Я больше не могу держаться!..
Сорок секунд. Кортес иступленно затряс ногами, пытаясь стряхнуть вопящий груз.
Разведя руки и скользя, как на лыжах по горному склону, Валерий Зыкин съехал к повисшим над Лиговкой иностранцам, эффектно затормозил на самом краю, опасливо наклонился над провалом.
– Герда?..
И больше он ничего сказать не успел. Кортес взмахнул ножиком. Не дотянулся до беззащитной плоти, но от неожиданности Зыкин потерял равновесие, нелепо взмахнул руками, не удержался на скользкой поверхности и – исчез за кромкой купола. Без единого звука. Зато пуще прежнего заверещала Герда, Кортес почувствовал короткий рывок, и тянущая книзу тяжесть вдруг исчезла. И все смолкло. Прощайте, русский и немка. Ненавижу вас.
Двадцать восемь секунд.
Обламывая ногти, уже не обращая внимания на боль, мороз, отмороженные ноги, латинос полез вверх. Вверх, не тратя времени на то, чтобы подняться, передвигаясь как исполинский худой клоп, индеец вскарабкался к вожделенной смертоносной паре сапог.
Одиннадцать секунд. А перед глазами призраком не стояла обесчещенная сестра, погубленная юность которой обойдется всем бледнокожим по самому высокому счету. При чем здесь давно забытая индейская девушка? Кто она великому воину Кортесу? Он уничтожит мир белых не из-за какой-то полузабытой истории сорокалетней давности, а из гордыни и всесокрушающей ненависти. О, как сладко пульсирует в челюстях боль!!!
Сначала левый сапог, потом правый. Проклятье, ноги не чувствуют, распухли, сапоги не налезают! Кортес едва не завыл от бессилия и принялся яростно заталкивать непослушные конечности в теплое нутро древней обуви.
Пять секунд.
Есть! Налезли!
Оскальзываясь, он поднялся во весь свой немалый рост на самой верхней точке Московского вокзала, оглядел залитый искусственным светом, беспечно веселящийся город. Эта половина Земного шара обречена. Построенный в 1847 году по проекту К. А. Торна Московский вокзал, а точнее, его купол, на самом деле являлся прицелом «Славянской булавы». Этаким макетом полушария, и в каком месте купола прищелкнешь каблуками, в таком месте полушария погода сойдет с ума.
Две секунды.
– Кашиндукуа не сгинул бесследно. Когда придет конец мира, он оживет, выскочит из пещеры и станет носиться от селения к селению, пожирая мужчин и женщин!!! – во все простуженное горло заорал великий вождь, выпускник Гарвардского университета и последний воин племени бороро.
И для начала браво щелкнул шпорами на соответствующей Берлину точке купола.
И тут же исчез во вспыхнувшем на этом месте пронзительно-синем солнцевороте. Единого атома не осталось от Кортеса, а стрелки часов во всех обсерваториях планеты прыгнули на секунду назад. Это был даже не взрыв, клок пространства самосвернулся и провалился в другие измерения…
Где-то звенели фужеры, таяли янтарным жиром в духовках куриные окорочка, ускользали от вилок сопливые опята. Город продолжал веселиться. Но до глухой набережной Обводного канала не долетало ни звука. И никто не увидел, как из ложа канала рядом с Атаманским мостом, царапая и кроша муаровый гранит, на набережную вскарабкалось громадное членистоногое диво – башенный корабельный кран, водруженный на платформу шагающего экскаватора ЭШ 20.90 [149]. Махину купили в складчину за полтора миллиона долларов наличными у портового ВОХРа последние уцелевшие сподвижники рейхсляйтера. Меньше делиться.
Герр Мартин мурлыкал в ларингофон когда-то услышанную от внучки детскую песенку:
Задрожал промерзлый асфальт, испещрился трещинами, будто морозными узорами. Скрипя, хрюкая и лязгая, грозная конструкция медленно, но неостановимо двинулась по Кременчугской улице с прицелом на Московский вокзал. Стрела и крюк хищно парили над дорогой, готовые разить и сметать препятствия. Все неистовей ветшал год от рождества Христова 2001-й, на остальное Борману было начхать. Главное – убедиться, что Кортес запустил «Славянскую булаву», и, если нет, отнять сапоги и прикончить половину мира лично. Мартин гордился собой за телефонный экспромт, будто слепо дорожит внучкой. Как славно, что у Кортеса в мобильнике нет детектора лжи.
Словно восточные женщины, голосили сзади шагающего монстра разбуженные сигнализации
