сами «рога» стальные, а толстое дубовое древко было покрыто искусной резьбой. Эту рогатину Егору подарили крестьяне невской деревни Фроловщина на его генералгубернаторские именины.
Он шёл по корабельным сходням и думал: — «Вообщето, передаривать подарки — дело скользкое, как утверждает народная мудрость. Мол, очень плохая примета. Да ладно, авось, пронесёт…».
В первую карету уселись мужчины: Ерик Шлиппенбах, Егор, а также Людвиг и Томас Лаудрупы. Во второй карете следовали Санька и Луиза — в сопровождении всех детей, включая крошечную Лизу Бровкину. Пятёрка бравых драгун размеренно трусила впереди карет, ещё пятеро замыкали колонну.
— Куда мы направляемся, генерал? — спросил Егор. — Разве, не в королевский дворец?
— Король с самого детства не любит своего дворца! — с нотками гордости в голосе ответил неисправимый романтик. — Он предпочитает заброшенные и неухоженные рыцарские замки, грубые охотничьи домики, походные биваки у жарких армейских костров…. Сейчас мы направляемся в знаменитый Кунгсерский лес,[10] где выстроен неплохой бревенчатый замок.
Кунгсерский лес оказался великолепным столетним бором, в котором — между пышными белыми мхами — задумчиво шумели на ветру шикарные корабельные сосны. Над весёлым водопадом, с грохотом низвергающимся в глубокое ущелье, возвышался симпатичный бревенчатый дом, вернее, некое подобие рыцарского замка — с многочисленными башенками и бойницами.
Возле высокого крыльца замка выстроились в ряд просторные железные клетки, в которых угрожающе порыкивали шестеро разномастных медвежат.
— Ой, мишки! — звонко закричала Катенька. — Папа, можно их погладить?
— Нельзя! — строго ответил Егор, на руках которого дремала маленькая Лиза Бровкина, утомившаяся в пути. — Зверь — всегда зверь, даже если он ещё и маленький. Руку откусит в одно мгновенье, а ты даже и не заметишь.
— Ну, тогда и ладно! — покладисто согласилась дочка. — Обойдём мишек сторонкой…
Со стен столового зала замка на путешественников смотрели печальными стеклянными глазами головы благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов. В камине, не смотря на летнее время, лениво потрескивал яркий огонь, на многочисленных полках и полочках красовались искусно сработанные чучела самых разных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей, тетеревов…
— Красивые какие! — непосредственный Петька ловко залез на высокий табурет и принялся с интересом ощупывать чучело большой полярной совы.
А Томас Лаудруп тут же бросился к дальней стене зала, густо увешанной разнообразным холодным и огнестрельным оружием, и вытащил из ножен, украшенных драгоценными камнями, кривую арабскую саблю, чей булатный клинок тускло отливал благородной синевой.
— Дети, прекратите немедленно! — рассерженной гусыней зашипела на английском языке Гертруда. — Мальчики из приличных семей так себя не ведут…
— Ведут, ведут! Ещё как — ведут! — насмешливо заверил всех ломкий юношеский басок, и из боковой двери показался король Карл — под ручку с ослепительной черноволосой красавицей, разодетой по последней парижской моде.
Шведский король за прошедшие годы — с момента памятной встречи на Митаве — почти не изменился. Всё тот же потрёпанный серозелёный кафтан, застёгнутый на все костяные пуговицы до самой шеи, которая была плотно обмотана белым широким шарфом. Ноги Карла были обуты в легендарные, яркожёлтые кожаные ботфорты.
А вот женщина, стоящая рядом с этим непрезентабельным юнцом, очень напоминавшим Егору царя Петра в юности, была просто восхитительна: стройная, высокая, с гордой, очень длинной белоснежной шеей, а глаза — тёмнозелёные, с ярко выраженной развратинкой. Такие глаза способны свести с ума кого угодно, и принцев, и нищих…
«Роковая женщина, мать её растак!», — высказался высокоморальный внутренний голос. — «Я таким ненадёжным и опасным особам — головы бы сразу рубил, без суда и следствия! Ничего хорошего от них никогда не дождёшься: одни только неприятности, изощрённые каверзы и безжалостно разбитые мужские сердца…».
Прекрасную зелёноглазую госпожу звали — графиня Аврора Кенигсмарк, и об её неземной красоте и откровенно авантюрных наклонностях знала вся Европа, а глупые и романтически настроенные трубадуры — вроде старого Ерика Шлиппенбаха — даже слагали про графиню восторженные баллады.
Сашенция презентовала шведской графине русский летний сарафан, щедро расшитый разноцветными узорами и розовым речным жемчугом из северных вологодских и архангельских рек.
— О, какая чудная и необычная вещица! — воскликнула прекрасная Аврора, прикидывая сарафан к своим точёным белоснежным плечам и многозначительно поглядывая на Карла чуть затуманенным взором. — Мой любимый король, я думаю, что эта одежда будет просто незаменима в нашей спальне. Особенно если по подолу сделать парочку пикантных и глубоких разрезов…
Егор непроизвольно усмехнулся, заметив, как смущённо покраснела Санька: сметливая графиня верно угадала одну из важнейших функций этой детали русского женского туалета. А вот шведскому королю не было никакого дела до всякой ерунды: он с увлечением, не обращая на окружающих ни малейшего внимания, рассматривал подаренную ему русскую рогатину, взвешивая её в руке и с вожделением поглядывая на большое чучело бурого медведя, замершее в дальнем углу зала на задних лапах.
Наконец, Карл не выдержал и почтительно обратился к Егору:
— Сэр Александэр, не продемонстрируете ли, как надо правильно обращаться с этой хитрой штуковиной? Я очень много слышал об этом русском способе охоты на медведей, но вот теперь несколько теряюсь…. В чём тут смысл? Ну, не метать же в медведя эту рогатину?
— С удовольствием объясню, государь! — ответил Егор и, забрав из рук короля рогатину, неторопливо подошёл к чучелу медведя.
Он пристроил на своём животе торец древка рогатины, приставил «рога» к груди чучела и приступил к подробным объяснениям, послушать которые тут же захотели все персоны, находящиеся в столовом зале замка:
— Зимой, как всем вам известно, господа и дамы, медведи крепко спят в своих берлогах. Первым делом надо отыскать такую берлогу и — при помощи длинных палок — выгнать зверя наружу. Медведь при этом впадает в сильнейшую ярость и от этого сразу же встаёт на дыбы, ну, как вот это чучело…
— Страшный такой! — скорчила испуганную гримаску маленькая Лиза Бровкина.
— Ерунда! — успокоил двоюродную сестрёнку Петька. — Вона, у моего папеньки рогатина какая, большая и надёжная!
Откашлявшись, Егор продолжил:
— Итак, медведь выбрался на свежий воздух и встал на задние лапы…. В этот момент охотник должен вот так упереть древко рогатины, а её острые «рога» воткнуть зверю в грудь. При этом надо, чтобы за спиной храброго охотника находилась надёжная опора: толстый ствол дерева, например, или просто — вертикальная скала. Ну, в общем, и всё…
— Как — всё? — не понял Карл. — А кто же убивает медведя?
— Никто его не убивает, — терпеливо объяснил Егор. — Он сам умирает — от потери крови. Охотник, опираясь спиной о скалу, держит зверя на своей рогатине. Медведь, ничего не понимая, пытается достать человека и напирает вперёд, всё глубже и глубже нанизываясь на острые «рога»…. Вот, через часдругой зверь и погибает — от потери крови…
— Очень мужественно — так долго держать разъярённого зверя на этой русской рогатине, неотрывно глядя при этом в его дикие и страшные глаза! — восторженно заявила прекрасная графиня Кенигсмарк. — Наверняка, при этом испытываешь совершенно невероятные ощущения…
«Вотвот, а я что говорил?», — недовольно заныл дальновидный внутренний голос. — «Ничего хорошего не стоит ждать от этих роковых красоток, они только провоцировать большие мастерицы — на всякие вредные глупости…. Головы им рубить, не ведая жалости! И все дела…».
Шведский король задумался на минуткудругую, после чего разродился чередой заинтересованных вопросов:
— Можно ли летом ходить на медведя с рогатиной? Бывает ли, что погибает сам охотник? Принято ли в России, чтобы охотника страховали его друзья, оснащённые надёжными ружьями?
«Будь осторожней со словами, братец!», — заботливо посоветовал осторожный внутренний голос. —
