— Лихо написано!
На школьном дворе Родя ознакомил со статьей членов «инициативной группы», и их одобрение выразилось в одном слове, которое произнес Валерка:
— Блеск!
Родя сказал, что не мешает показать статью Гене, чтобы тот ее отредактировал, но Веня закричал:
— Ну да еще! А он скажет, что мы опять заставляем его с нами нянчиться. Нет уж, фиг ушки! Давайте действовать самостоятельно!
К ребятам подошел Павлов, услышал разговор о статье, попросил показать ее, тоже удивился, что Родя такой блестящий журналист, и стал подзывать других ребят. Так образовалась толпа, к которой присоединилась и Зоя.
Когда она подымалась с другими ребятами по лестнице, она слышала такие слова, как «дискриминация пионерского возраста» (их повторял Веня), такие фразы, как «надо бороться за свои права» (их выкрикивал Перпетуум-мобиле). И слышала Зоя, как, подымаясь по ступенькам, к Маршеву негромко обратился Лешка Павлов:
— Родь!.. Подскажи мне, чем бы мне заняться таким… научным!
— Вот если организуем филиал «Разведчика», там тебе и подскажут, — ответил Родя.
Зоя догадалась, что она что-то пропустила за вчерашний день, когда, удаляясь от всех, строила планы засады во дворце. Она догадалась, что в школе происходят какие-то события, в центре которых находится Родя Маршев, и она стала прислушиваться и приглядываться.
Своих друзей Зоя по-прежнему сторонилась, а когда они заговаривали с ней, обрывала коротким «отстань». То же было сказано и Нюсе Касаткиной. Нюсю нисколько не удивляло, что ей совсем не хочется рассказать кому-нибудь о ночных приключениях: ведь она и так привыкла во всем слушаться Зою. Но ей очень хотелось спросить Зою, почему Купрум Эс очутился во дворце. Теперь, услышав Зоино «отстань», она только издали смотрела на Ладошину жалобными, озадаченными глазами.
Скоро Зоя поняла, что происходит. Оказывается, в школе многих ребят привлекает идея создания пионерского научного общества. Среди них есть такие, кто увлекается изобретательством да всякими исследованиями, но немало и таких, которые подобными делами никогда не занимались, однако в научное общество все равно хотят вступить. Были, наконец, и своего рода болельщики, которые просто интересовались, чем кончится эта затея.
Зоя прислушивалась ко всем этим разговорам и усмехалась про себя. Так взрослые и станут по первому требованию организовывать пионерское научное общество! Прочтут Родькину статью — и давай организовывать! И вдруг (это было уже на третьем уроке) у нее появилась такая мысль: а что, если за это возьмется она? Что, если это и станет ее первым добрым делом?
Нет, она, конечно, не станет открыто раздавать приказания направо и налево. Ей вовсе не нужно, чтобы люди догадались о ее замечательной способности: чего доброго, начнут себе уши затыкать. Нет, она будет действовать умнее и тоньше, она будет действовать так, что все увидят, чего стоит их хваленый Родечка и что такое она, над которой многие сейчас только посмеиваются.
Зазвенел звонок на большую перемену, и Зоя отправилась в химический кабинет, где была назначена встреча с Купрумом Эсом. По дороге она обдумывала, стоит ли говорить о своем замысле старому учителю, да так ничего и не решила.
Купрум Эс был один. Он ходил между столами, на которых стояли металлические штативы и газовые горелки. Как всегда в минуты волнения, он тискал одну руку другой.
— Здравствуй, Зоя! — сказал он, продолжая ходить. — Ты спала?
— Здравствуйте, Куприян Семенович! Спала.
— А я не спал… Ни минуты не спал. И ведь что удивительно: я наперед знал, как будет действовать мой эликсир, но, увидев, что ты сделала с милиционером, я был потрясен. Вот именно: потрясен! — Купрум Эс помолчал. — Зоя, надеюсь, ты сдержала слово, ты больше никому ничего не приказывала?
— Н-никому, — с запинкой соврала Зоя.
— Это хорошо, это очень хорошо! А то, знаешь, я всю ночь размышлял, и я понял, какая, в сущности, это опасная штука мой эликсир, какая, в сущности, это страшная вещь! С ней можно сделать много добрых дел, но еще больше можно зла принести, можно бед натворить. Да! Вот так!
Зоя с некоторой обидой подумала: Купрум Эс, пожалуй, не говорил бы всего этого, если бы эликсир оказался не у нее в желудке, а в его собственном. А учитель остановился и, пристально глядя на Зою, спросил:
— Зоя, ведь ты не будешь злоупотреблять вот этой… обретенной тобой способностью? Ведь ты не будешь злоупотреблять?
Зоя обиделась еще больше. Так обиделась, что в голосе ее послышались слезы.
— Куприян Семенович! Между прочим, если бы я хотела злоупотреблять, то я, между прочим, не в школу пошла бы, а по магазинам. И я, между прочим, приказала бы там выдать мне что угодно, чего только моя душа пожелает… А я, кажется, никуда не пошла, а стою вот тут, между прочим…
— Да-да! — быстро сказал Купрум Эс и снова заходил. — Ты извини меня! Я понимаю, что сказал нечто… нечто оскорбительное… Вот так!.. Извини, пожалуйста! — Он подошел к своему учительскому столу и сел боком к нему. — Давай присядем и спокойно все обсудим, да.
— Спасибо, Куприян Семенович. Я уже насиделась на уроках, — угрюмо ответила Зоя и продолжала стоять. — Так, значит, когда же мы делами займемся? Добрыми.
— Подождем немного, Зоя. Мне надо все как следует взвесить.
— Ну давайте, как вы говорили: начнем с самого простенького… Давайте я вашего соседа от пьянства вылечу…
— К сожалению, мы опоздали, Зоенька. Вот так! Он уже в больнице: вчера увезли.
— Ну, тогда… тогда давайте я вашего лодыря заставлю уроки делать…
Купрум Эс положил ногу на ногу и обхватил руками колено.
— Об Игоре Смирнове я думал. Да, я думал. Но, видишь ли, какая тут сложность получается. Если бы к нему каждый день подходил я, преподаватель, и приказывал готовить уроки, он воспринял бы это как нечто вполне естественное. Но если ему будет отдавать приказания такая маленькая девочка, как ты, и он каждый раз будет ей подчиняться, сам не зная почему, это, Зоя, может привести его к большой психической травме… И к тому же он может в конце концов догадаться о твоей поразительной силе, и… и совершенно неизвестно, чем для нас это может кончиться.
— Как-то странно получается, Куприян Семенович! По-моему, волков бояться, так в лес не ходить.
Купрум Эс слегка сдвинул брови.
— Зоя, со старшими таким тоном не разговаривают. Позволь тебе это заметить, да!
Но это еще больше рассердило Зою. Она скрестила руки на груди.
— А как же мне говорить, Куприян Семенович? Эликсир из меня потихоньку испаряется, а вы все «дай подумать» да «дай подумать»! Может, я зря эту гадость пила?
— Зоя, кажется, я объяснил тебе: я не могу в подобных делах принимать скороспелые решения, да! И еще раз повторяю, оставь, пожалуйста, этот наглый тон! Именно наглый, вот так!
— У меня, Куприян Семенович, тон никакой не наглый, а самый обыкновенный, вот! А если вы не можете принимать решения, тогда я могу принимать решения. Вот!
Купрум Эс вскочил.
— Что-что? — тихо переспросил он.
— А вот то, что это очень несправедливо: почему это я должна мучиться, всякую гадость глотать, а вы будете только решения принимать да мной командовать?
— Потому… потому, что ты еще мала, Зоя! — дрожащим голосом почти закричал Купрум Эс. — Вот так! Мала! Зоя уперлась кулаками в бока.
— Ах, если я мала, значит, у меня в голове мозгов совсем нет! А я вот, между прочим, такое доброе дело придумала, что с вашими пьяницами да лодырями не сравнить! Мне за него человек… человек двести спасибо скажут. Вот!
Купрум Эс сжал костлявые, опущенные к бедрам кулаки.
— А я… я запрещаю тебе что-либо предпринимать! Категорически запрещаю! Категорически, да!
И тут Зоя совсем перестала сдерживаться.
