янь». При появлении Тани беседа оборвалась.
– Ничего, ничего, мальчики, продолжайте, – певучим голоском протянула Таня, беззащитно улыбнулась и сделала попытку просочиться в следующую комнату.
Охранники смотрели недоуменно, даже тупо. Их явно китайские физиономии любительнице экзотики Танечке больше всего напоминали хэлоуиновские тыквы.
– Мне бы поговорить надо с кем-нибудь из медперсонала, – ласково объясняла Таня, протискиваясь бочком, по стеночке, – лучше с врачом, но можно и с дежурной медсестрой…
Китайцы переглянулись. Один, кажется, сообразил, и указал на висевшие между шкафами круглые часы, почему-то с эмблемой «Зенита».
– То есть? Прием, что ли, закончен? Но вы поймите, мне надо… Срочно… Я могла бы зайти завтра, но не знаю, когда буду свободна – может быть, в четыре часа, хотя не уверена, возможно, в пять, потому что пять – это после четырех и это – конец рабочего дня, хотя я бы могла завалиться и в три, потому что все- таки пять – это конец дня, а три – середина, и перед тремя часами, кстати, есть два, то есть четырнадцать ноль-ноль, и может, нет необходимости приходить в три, если можно придти в два, и это будет раньше пяти и четырех, то есть два вместо трех – тоже решение…
Китайцы безучастно прослушали затяжной бред. Таня их молчание истолковала по-своему.
– Я… я пройду, ладно?
Таня быстро зашагала к двери. Самый невысокий из китайцев встал в проеме волнорезом.
– О, какой широкий, – восхитилась Таня, и кокетливо провела окольцованным указательным пальцем по охранниковскому предплечью. Китаец проследил за скользнувшим по ярко-вишневому ногтю бликом. Тем временем второй довольно бережно взял Таню за локоть и развернул к выходу.
-Не писай в кофе, мужчинка.
Китаец не понял и продолжал несильно, но настойчиво тянуть Таню за руку. Прямо джентльмен, азиатская галантность.
– Ну, ребята, – состроила мордочку Таня, – бросьте придуриваться, – я же говорю, мне надо. Видите ли, – она заглянула в глаза все еще державшему ее за локоть охраннику, – дело в том, что моя подруга… Ну, у них с мужем некоторые проблемы. Суть такова, что им надо донорской спермы, вот она хотела этим заняться, но сама стесняется придти. Я и подумала – может, здесь не только кровь разливают?
Китаец настырно потянул ее за руку, сочувствия к проблемам подруги охранники не выразили.
– Да вы что, в самом деле, – воскликнула Таня, пытаясь вырваться, что ей, впрочем, не удалось, – русского языка не понимаете?! Безобразие! Вы ведь живете и работаете, так сказать, в России! Как вам вид на жительство-то дали? Вы должны были экзамен сдавать! Ну, все, мне надоело. Еще и хамите, посетителей не пускаете, только что «брысь» не кричите. Отпустите меня, – она грозно посмотрела на охранника.
Тот в свою очередь перевел глаза на другого, так мирно и сидящего в углу на стуле. Видимо, это был старший, он кивнул, и Танина рука получила свободу. Тут бы лазутчице и слинять. «Серега скажет, что я – дура. Сам герой, я а, блин-компот, кто?», – с обидой подумала Танюха.
– Не пускаете, да? – с надрывом в голосе проговорила Татьяна и подошла к тому, который сидел. Он, наконец, соизволил подняться ей навстречу.
– Ты, дурень узкоглазый. Понаехали в Россию, а сами ни шиша в жизни не смыслите. Придурки. Ты посмотри на себя, на кого ты похож! Ты ж урод, тебе место в банке с формалином! Петр Первый за тебя чемодан баков бы отвалил, чесслово! Вот дебилы. Ну что стоишь, что пялишься, выродок? Китаеза. Харю отъел на российских харчах, все мозги в накачку ушли. Да и дружки твои не лучше. Впрочем, ты один стоишь всей «Скворцухи».
Лицо китайца ничего не выражало, он молча слушал Танины излияния.
– Блин, до чего же клево стебаться над человеком, когда он тебя не понимает! Ха…
Китаец несильно размахнулся и подарил Тане короткий прямой точно в табло. Она обалдела.
– Ты что? – удивилась Таня, проверяя, все ли на месте, – понимаешь, что ли?
– А как, по твоему, я бы получил вид на жительство? – вякнул охранник.
Татьяну взяли под белы рученьки и потащили по лестнице на второй этаж. Она в меру сил упиралась и очень мелодично ругалась матом, норовя плюнуть в китайскую дыню. Однако ее провокации к успеху не привели. Танюшку безаппеляционно втолкнули в небольшую пустую комнатушку и заперли снаружи.
– Наверное, до выяснения… Эх, блин-коктейль, – расстроилась Таня, доставая все то же зеркальце и внимательно осматривая себя на предмет повреждений, – не получается у меня косить под дуру. Наверное, я для этого слишком умная. Ну, погодите, желтая опасность!
Таня подошла к окну, забралась на узкий подоконник, распахнула форточку, обнаружила, что открывалась форточка внутрь: на окне была решетка.
– Совсем офонарели, буржуи, – проворчала она, – на втором этаже и то хоронятся… Серега! Слышь, Серега-а!
«Вот тля», – подумал Пепел, подходя к стене, где в окне виднелась рыжая Танина башка.
– Облом! – крикнула Таня.
– Вижу. Не ори.
– Хотя, кое-что ясно. Здесь только три охранника, все узкоглазые, больше никого нет. Они сидят не при входе, а чуть дальше, в следующем присутственном месте. При пушках, конечно. Перетирают о чем-то своем. Качки. Тупые, мать моя!
– Нашлась умная.
– А то, – недовольно парировала Татьяна.
– Ладно, сиди тихо, что-нибудь придумаю.
– Да ну уж, не парься, – разрешила Таня, – я здесь поторчать согласна, если мне дадут китайской жратвы. Сколько лет живу, скоро на кладбище пора, а все не знаю, что такое «суши».
– Да так, бутерброд из риса и рыбы, – успокоил Пепел, – только это японская хавка, а не китайская.
– Ой, нет! Я передумала. И вообще, у меня на морепродукты аллергия, не хочу!
«Инициатива наказуема», – подумал Пепел и направился к дверям с длинной кованой ручкой.
Таня сграбасталась с подоконника:
– Но если есть в кармане пачка сигарет,
И билет на «Мерседес» с серебристым крылом,
значит, все не так уж плохо на сегодняшний день! – Затянула она и плюхнулась пятой точкой на пол.
Никакой мебели в комнате не было. Бликующий в углу магнитофон мебелью не считался. «Наверное, у меня примерно девять баллов по шкале тревожности. Это уже дезадаптация. А еще недавно было всего шесть», – печально подумала Таня, поднявшись с пола и подбираясь в полутьме к магнитофону. Естественно, там оказалась кассета Глюкозы, и Тане ничего не оставалось, как, по-русски подперев ладонью щеку, слушать уже другие вариации на тему серебряных машин.
Пепел, держа старую верную, пропутешествовавшую с ним полмира выкидуху спрятанной в рукав куртки, толкнул дверь, и был встречен охранником: наверное, тот понял, наконец, что пост оставлять не стоит, и вернулся на прежнее место базирования. Китаец поднялся навстречу Пеплу.
– Слышь, приятель, – обратился гость с видом невинной овечки, – тут к вам девочка не забредала? Племяшка моя, дуреха.
Китаец отрицательно мотнул головой, а ведь мог спасти свою жизнь чистосердечным признанием.
Пепел усмехнулся и приблизился на шаг, китаец неуверенно потянулся к бедру, не решаясь так сразу пугать незваного гостя. Но пасть открыл, пялясь в направлении коридора и уже набирая воздух в легкие. Вякнуть, однако, товарищ с Дальнего Востока не успел: Пеплова выкидуха совершила быстрый короткий путь из рукава в правое подреберье китайца. Повернуть нож для полноты эффекта Пеплу не удалось: китаец дернулся назад, нож сам выскользнул из раны, Пепел получил резкий и неожиданный тычок ногой в живот, но удар оказался фуфлыжным. Очевидно, и у китайцев внутри потроха, и кровь колобродит также, как и у других народов.
Тем не менее, попытка вспомнить боевые искусства оказалась губительной для самого охранника: положение его, как раненого, только усугубилось, да и Пепел понял, что сейчас уже шхерься – не шхерься – разницы нет, а вот хуже быть может. Ствол из кобуры бойца ловко перекочевал в Серегину руку, палец
