А позже, формально уже при наличии суда – много лет жизни Хрущева шло под сталинским негласным девизом: «Нет человека – нет проблемы».
Первого июля спешно принят указ, вводивший смертную казнь за валютные операции.
17 июля 1961 года «Правда» опубликовала информацию:
«В Верховном суде РСФСР.
Генеральным прокурором СССР был внесен в Верховный суд РСФСР
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Приговор встречен с одобрением присутствующими в зале суда».
…Сохранились свидетельства, что, услышав смертный приговор, Рокотов еле дошел до своей камеры. К нему вызвали врача, долго приводили в чувство.
– Кому поверил? – хватаясь за голову, повторял Рокотов. – Суке советской поверил!
У двоих молодых людей отнимали жизнь в угоду одному человеку. А культурного кругозора самого Хрущева не хватило для понимания того, что нарушение аксиом права затмит для западных наблюдателей впечатления от московской «черной биржи».
Просил о помиловании сына безногий отец Рокотова. Просил он сам.
«…Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне 2 раза применили обратную силу закона… Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь и меня помиловать… Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Был стяжателем-спекулянтом. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм.
Вы говорили, что людям надо верить, и если они говорят, что покончили с прошлым – то можно поверить.
Заверяю Вас – я другой человек, поверьте мне в этом, и я докажу Вам на деле. А расстрелять меня всегда не поздно».
Умоляла Хрущева, с трудом подбирая слова, и мать Файбышенко: «.. Неужели расстрел юноши 24 лет, осознавшего свое преступление и искренне желающего исправиться, более гуманный акт, чем то, что из него в будущем будет настоящий человек, если оставить ему жизнь. Я Вас умоляю…»
Через несколько дней в газетах появилось несколько строк, озаглавленных:
…Когда вы спокойно заходите сегодня в обменный пункт поменять или купить доллары – вспоминайте советское прошлое, от которого твердой рукой уводил страну совсем еще молодой человек – Егор Гайдар.
Страну, где жестокость власти к людям и ее презрение к закону были нормой, он хотел и надеялся преобразовать.
38. Ельцин, Гайдар и Верховный совет
Демократия не равнозначна свободе; демократия – это свобода, вписанная в рамки закона. Свобода сама по себе – без ограничений, налагаемых правом и обычаями, – это путь к анархии и хаосу, где царствует право более сильного.
Сначала – небольшое личное отступление, связанное с первым эпиграфом к этой главе.
В 1999 году, перечитывая Велемира Хлебникова, я была поражена одной его строкой и в том же году с рассказа об этом впечатлении начала доклад «О свободе». А потом и напечатала его. С тех пор эту первую строку стихотворения (которая всем очень понравилась) люди пишущие стали использовать как инкрустацию, как красивый завиток, и, как это нередко бывает, затаскали и лишили смысла.
А это не просто красивые слова. Это – одна из самых глубоких и сильных строк русской поэзии XX века.
«Свобода приходит нагая». Яркая, многомерная, точная мысль. Сегодня нам, людям России, трудно повторить ее, не почувствовав при этом боли.
Да,
Именно так она явилась в нашем отечестве двадцатилетие назад – в 1991-м. Она и не могла явиться иначе в России – после всего перенесенного нашей страной в XX веке.
Нагая – то есть беззащитная. От тех, к кому она пришла, зависело, как поступить с ней: прикрыть ее наготу, дать ей достойный ее красоты и юности вид (она была юной, наша российская свобода) – или коллективно растлить.
Многие в нашей стране выбрали последнее.
Хищное, плотоядное отношение к свободе – оно вокруг нас, его легко заметить. Свобода не спорить с противником аргументированно и уважительно, а по-ленински облить его помоями (именно Ленин завел в российской публицистике начала XX века этот беспардонный тон) – в интернете, а то и в печати.
Еще шире распространено жульническое, я бы сказала, пользование свободой. Поясню. Во время войны жены и матери фронтовиков, готовя детям на плитке, но не имея денег для оплаты перерасхода электричества, обманывали, грешницы, свое заботливое государство: заземляли как-то отводной провод («жучок») – так, чтоб на счетчик эта электроэнергия не шла…
Так сегодня свободой пользуются при помощи «жучка» – ничего не желая за это платить.
Ведь в Августе на баррикадах о плате с ними не договаривались.
Буквально все демократические институты, в том числе и три самостоятельных ветви власти, приживались в России с трудом. (И сегодня мы еще никак не можем похвастаться полной независимостью этих трех ветвей друг от друга. И в первую очередь – независимым судом.)
Считалось, например, что депутаты Верховного совета, избранные народом, контролируют работу правительства – блюдя интересы избравшего их народа.
Это неплохо. Особенно же, когда в правительстве не очень компетентные или не очень честные министры. А народные избранники – честные, некорыстные и более или менее сведущие в экономике.
А теперь представьте себе: ученикам шестого класса поручено контролировать деятельность университетского профессора (так, кстати, и было у нас в стране в 1920-е годы).
Что из этого может получиться? Ведь даже самые хорошие ученики, отличники из отличников, просто не знают тех предметов, которые профессор пять лет изучал в университете и теперь сам преподает.
Так получилось с контролем правительства Гайдара со стороны депутатов. Депутаты Верховного совета, если и изучали в вузе экономику, то в советском ее варианте. Все мы, учившиеся в советское время, по целым семестрам изучали (и сдавали!) несуществующий предмет –
Теперь эти люди должны были контролировать деятельность человека, досконально изучившего мировые экономические теории. И в то самое время, когда он прилагал огромные усилия, чтобы отвести страну от края пропасти.
Главная задача Верховного совета – принимать новые законы, улучшающие и облегчающие жизнь и
